Чужие дороги

Лиля даже на галеты смотреть не могла.

Хорошо, она не брезглива, она спокойно относится к любым фантазиям на тему еды, она даже про китайскую–кухню репортажи смотрела — и ее не тошнило. Не то, чтобы она готова была скушать червяка или сороконожку, разве что для выживания, там кого хочешь стрескаешь.

Долгоносиком студентку-медика было не запугать. И вытряхнет личинок, и галету скушает, не проблема. Но когда тебя и так тошнит?

Лилиан серьезно выворачивало наизнанку, и она даже побаивалась за ребенка. Спазмы мышц, они к добру не приводят, матка — такая же мышца. Начнется еще отслоение плаценты...

Ох, иногда плохо быть медиком.

Не знаешь ты, что может с тобой случиться на ранних сроках — и живешь спокойно. А как узнаешь, так намного страшнее жить становится. Нервы, нервы...

Умом-то понимаешь, что все должно быть хорошо, что миллионы женщин это переживают, и пережили, и выжили, а сердцем...

Бр-р-р-р-р!

Зайца в себе не уговорить.

Одно утешает — хоть барон Лофрейн заходить перестал. Дама с обратной перистальтикой — зрелище не для слабонервных.

Лилиан и тому была рада. Хоть пожить спокойно... Бэ-э-э-э-э-э!

Да чтоб черти тот шторм побрали!!!

❖ ❖ ❖

Холодно.

Как же холодно и мерзко.

Человек смотрел на тело девушки, скорчившееся у его ног, и не испытывал ничего.

Еще одна.

И еще...

На минуту на душе становится теплее, лишь на минуту. А потом — что?–

Ничего.

Пустота и темнота.

Смерти вспыхивают в ней искрами огня, согревают и разгоняют темноту, но ненадолго, так ненадолго. Потом он перебирает драгоценные воспоминания, словно искорки счастья.

Но чья смерть может согреть его — надолго?

Чья?

Ответ он знал.

Но решиться...

Да и сложно будет добраться до Анжелины Гардрен, очень сложно. Или — возможно?

Так холодно...

Так хочется согреться... намочить руки в горячей крови — и согреться.

Но кровь так быстро становится холодной, неприятной, так легко остывает, так просто...

Может быть, ее кровь согреет ледяные руки раз и навсегда?

Надо хотя бы попробовать...

❖ * *

Шторм продолжался аж четыре дня, и закончился неожиданно.

Лиля смотрела в окно, на воде играли солнечные блики, а ей было гадко. И физически, и душевно...такое состояние, когда вроде и не болит ничего, а жить все равно не хочется.

Неволя...

В дверь каюты постучали, и вошел барон Лофрейн.

— Доброе утро, ваше сиятельство.

— Что вам угодно, достопочтенный?

— Лилиан, вы не хотите прогуляться? На палубе сейчас хорошо, если я буду сопровождать вас...–

Лилиан не хотела ничего от барона. Но прогуляться? Каюта пахла вовсе не розами, а там море, свежий воздух... — Выйдите, я оденусь.

^; Энтони поклонился и скрылся за дверью каюты. Лиля кое-как переплела волосы и принялась одеваться. Хорошо — амазонку можно надеть без посторонней помощи!

❖ ❖ ❖

Море.

Солнце.

Ветер...

Лиля стояла у борта и впитывала эти нехитрые радости каждой клеточкой тела. По левому борту виднелась земля, слабо и неясно.

— Что у нас на траверзе? — поинтересовалась Лиля.

Терминологию она знала плоховато, вроде как траверз — это под углом девяносто градусов к курсу корабля, то есть — перпендикулярно.

Барон пожал плечами.

— Ивернея.

— Быстро...

— Так шторм очень удачно налетел.

Лиля покусала губы. Шторм пронес их мимо Альтвера, мимо Ативерны...

Ох, как же было тяжко на душе.

Что-то там дома? Что с родными?

Женщина развернулась и молча направилась в каюту. Тони попробовал последовать за ней.

— Ваше сиятельство...

— Барон, — процедила Лиля, — Идите к Мальдонае!

— Я зайду за вами чуть позднее, сопровожу вас к обеду, — Тони смотрел невинными зелеными глазами. И у Лилиан сорвало тормоза.–

Все наложилось одно на другое, и шторм, и тошнота, и Ивернея, и...

— Барон, — ледяным тоном процедила ее сиятельство, — вы гнусная, мерзкая гадина.

Энтони аж рот открыл от удивления.

Спокойствие Лилиан Иртон ввело его в заблуждение. И разговоры... вроде бы она спокойно его выслушивала, не ругалась, не спорила, просто занималась своим делом. Но чтобы — так?

Хотя Лиля и сейчас не орала, просто стояла в дверях каюты. Но смотрела так...

С такими глазами и убивают.

— Я не хочу вас видеть, не хочу вас слышать, и попомните мои слова — если я смогу вас уничтожить — моя рука не дрогнет. Вы оторвали меня от родных, близких, от моей семьи... Альдонаем клянусь — если у меня будет хоть один шанс, вы будете жалеть всю оставшуюся жизнь. Видеть вас не хочу. Вы мне омерзительны.

Дверь захлопнулась перед носом у барона.

Энтони остался стоять в коридоре, дурак дураком... это ж надо — так! Вот ядовитая гадина!

Как-то сразу поверилось и в угрозы, и в обещания... она была более, чем серьезна. Если у Лилиан Иртон будет возможность — он долго не проживет.

И разговаривать с ней не хотелось...

Ладно.

Отдаст он распоряжения — и пусть ей еду приносят три раза в день. Пусть сидит в каюте до самого Авестера.

Энтони решительно опустил засов.

Он даже себе не признавался, что ему на миг стало страшно. Не принято бояться женщин, правда ведь?

Правда?

А страх все равно сидел где-то глубоко внутри, трогал ледяными пальцами сердце...–

Лилиан не шутила. Она ни минуты не шутила.

Она — своего добьется.

Не везет ли он в Авестер свою погибель?