Чужие грехи

— Неужели ты думаешь, что ты можешь ходить за тетей! Тутъ нуженъ мягкій женскій уходъ!

Мелочность этихъ женщинъ доходила до смшного.

— Что это у тебя за привычка явилась грызть свои ногти, замчала съ брезгливостью княгиня. — На это противно смотрть!.. Я, право, удивляюсь, гд ты могъ усвоить вс эти привычки…

Все это были мелкіе булавочные уколы, которыхъ Евгеній, занятый важнымъ для него вопросомъ о своихъ будущихъ отношеніяхъ къ матери, могъ вовсе не чувствовать и не чувствовалъ бы, если бы эти булавочные уколы не говорили ему: „вотъ т люди, т отношенія, которые будутъ окружать тебя не сегодня, такъ завтра.“

„Жить съ этими людьми, жить въ ихъ сред — нтъ, нтъ, ни за что, никогда!“ Мысленно восклицалъ онъ каждый разъ посл столкновенія съ этими родственницами. Но какъ же отдлаться отъ нихъ?.. Одна надежда оставалась: выздоровленіе княжны. Ей точно становилось какъ будто лучше въ теплые весенніе дни; ея улыбка сдлалась осмысленне, она говорила внятне, ея Лицо кривилось при этомъ меньше прежняго. Княгиня Марья Всеволодовна сочла нужнымъ воспользоваться этимъ улучшеніемъ, чтобы спасти душу княжны, и въ одинъ прекрасный день явилась съ непреклоннымъ намреніемъ заставить больную призвать священника.

— Ты, Olympe, забыла о религіозныхъ обязанностяхъ, говорила она, — ты должна примириться со своей совстью!

— Хоронить… хоронить собрались! пробормотала княжна.

— О, разв исповдь ведетъ къ смерти! воскликнула княгиня, — теб станетъ лучше, ты станешь покойне, ты успокоишь свою совсть…

— Совсть… совсть!.. Я покойна… Не убивала… не грабила никого… я покойна, бормотала, волнуясь, больная.

— Olympe, мы вс гршны! настаивала княгиня. — Считать себя безгршной — и это уже великій грхъ…

— Ну, и пусть… и пусть такъ, сердито сказала княжна. — Уйди… не надо мн никого…

Княжна конвульсивно перебирала рукой одяло. Она, видимо, была страшно встревожена. Евгеній, бывшій въ той же комнат, не выдержалъ и осторожно замтилъ княгин:

— Докторъ просилъ ничмъ не тревожить ma tante!

Княгиня бросила на него строгій и холодный взглядъ.

— Я теб совтую не вмшиваться не въ свое дло, сказала она. — Ступай!

Княжна сдвинула брови и сдлала знакъ Евгенію рукой, чтобы онъ остался.

— Уморить хотятъ… уморить! проговорила она съ тревогой. — И зачмъ вы здсь?.. Что вамъ еще надо?.. И такъ измучили… Я прошу… уйдите… уйдите…

Больная заметалась да постели. Евгеній съ злобой взглянулъ на княгиню.

— Да уходите-же, если вамъ говорятъ! тихо, но рзко сказалъ онъ, — Точно палачи какіе!

Княгиня чуть не лишилась чувствъ. Она хотла что-то сказать, крикнуть на мальчишку, но больная махала ей рукой, какъ-бы желая ее выгнать вонъ.

— Ma tante, успокойтесь… успокойтесь, милая! шепталъ Евгеній, наклоняясь къ больной.

Она хотла что-то сказать, хотла протянуть руку, но ни языкъ, ни рука не повиновались ей. Ея лицо опять перекосила страшная гримаса.

— Ступайте и скоре пошлите за докторомъ! рзко сказалъ Евгеній княгин. — Не видите, что-ли, до чего довели!

Княгиня испуганно направилась изъ комнаты. Съ больной дйствительно случился второй ударъ… Вплоть до ночи провозились съ нею окружающіе. Къ ночи Евгеній, усталый и раздраженный, ушелъ къ себ въ комнату забыться хоть на время. Но его отдыхъ былъ не дологъ.

— Женичка, Женичка!.. Княжн худо… очень худо! вдругъ раздался надъ нимъ голосъ Софьи.

Это было поздно ночью. Онъ только что забылся сномъ. Полуодтый, онъ вскочилъ съ постели, побжалъ въ комнату Олимпіады Платоновны. Она лежала въ агоніи. Онъ припалъ къ пнй, схватилъ ея за руки, сталъ всматриваться въ ея исхудалое лицо. Глаза были тусклы и мутны, точно сдланы изъ сраго стекла, губы, тонкія и блдныя, точно прилипли къ зубамъ, растянувшись въ какую-то гримасу, зубы были плотно стиснуты, что-то въ род судороги едва замтно пробгало по губамъ, слегка вздрагивавшимъ. Евгенію казалось, что эти глаза смотрятъ на него, что эти холодвшія руки еще пожимаютъ его руки, что эти губы вздрагиваютъ, силясь что-то ему сказать. Но вотъ и губы перестали вздрагивать, и руки перестали сжиматься. Прошло насколько секундъ, послышался легкій вздохъ, что-то въ род дрожи вдругъ пробжало по тлу больной и оно внезапно немного вытянулось, потомъ все стихло, какъ бы застыло.

— Скончалась! едва слышно, какъ вздохъ, послышался надъ Евгеніемъ голосъ Софьи.

Онъ какъ стоялъ на колняхъ, такъ и остался стоять и только обернулъ къ Софь лицо съ вопросительнымъ взглядомъ.

— Да, да, голубчикъ, все кончено! прошептала Софья въ слезахъ и наклонилась къ тлу княжны.

Евгеній видлъ, какъ Софья дотронулась рукой до лба покойницы, какъ она поцловала усопшую.

Въ эту минуту въ комнату явились Мари Хрюмина и княгиня Марья Всеволодовна. Мари Хрюмина, увидавшая, что княжн стало очень худо, успла създить за княгиней. Эти женщины хлопотали такъ усердно во вс эти дни!

— Закройте ей глаза, голубчикъ… Пусть не чужія руки закроютъ, торопливо сказала Софья Евгенію при вид входившихъ въ комнату родственницъ княжны.