Чужие крылья – II

Командир задумался, а потом вдруг начал смеяться. — Я тебя Витя не тому учил, — хихикал он. — Я учил маневрировать, стрелять, сбивать… а надо было, тута, научить как на бабу правильно залазить. Это ж надо умудриться: всего три дня, тута, свободы было, а уже сострогал, — он уже не смеялся, а хохотал, — Вот только… только… как учить то? С наглядными пособиями хреново. Уф-ф.

Виктору было не до смеха, но он все же улыбнулся.

— Буржуи, — сказал он, правда не уточняя где и когда, — вполне себе выпускают баб резиновых. Надувных. Для этих целей.

— Правда? — Шубин затрясся в беззвучном хохоте, хлопая себя по бедрам, — надо… надо такую затрофеить. Тута пополнение молодое вводить… вводить, — Он снова сложился в приступе смеха. Потом кое-как отдышался, вытер выступившие слезы, протянул. — Ну ты, Витя, дал. Уф-ф.

— В общем, то, что я тебе говорил – забудь! Считай, что ничего не говорил. Но головой своей, тута, подумай, ясно? К невесте небось рвешься, да?

Виктор снова кивнул.

— Отправить тебя, тута, не могу, но если будет какая оказия – вдруг за самолетами пошлют, то ты будешь первый кандидат. А с этой… — командир вновь глянул на рисунок и задумался, — ишь сисястая какая. Ну, приодень ее, что ли…

Данильчук, техник из первой эскадрильи лихо наяривал на своей гармони. Пальцы его быстро перебирали по клавишам, меха раздувались, и затейливая мелодия заполняла темный просторный сарай. От неровного света коптилок на стены ложились причудливые тени танцующих людей, столбом стояла пыль, звенел смех. Полк плясал.

Красиво кружились Быков и Таня. Галка, в танце, положила голову на плечо Шубину, рядом неловко топтался красный Соломин, видимо в очередной раз, наступивший на ногу Оле. Кот плясал с какой-то невысокой оружейницей из второй эскадрильи и что-то нашептывал ей на ухо. Рука Сергея уже покоилась чуть ниже ее талии, а та все смеялась, показывая мелкие острые зубы

Виктор не танцевал. Во-первых, он толком и не умел, а, во-вторых, разнылась нога. Ее всегда крутило на непогоду, однако, судя по болевым ощущениям, на завтра ожидался не просто дождь, а град с камнями и ураган с вьюгой одновременно. Он расселся на лавочке и, потягивая папиросу, наблюдал за танцующими. Ему было хорошо: в такой позе нога болела не так сильно, в желудке плескалось почти триста грамм водки, и жизнь, в целом, была неплоха. Алкоголь настраивал на лирический лад, хотелось чего-нибудь хорошего, красивого. Из красивого в сарае были только танцующие пары, на них он и пялился. Таких как он, сидящих по лавкам вдоль стен, было чуть-ли не половина полка.

— Товарищ лейтенант, а можно вас? — подошла к нему Майя. В глубине ее черных глаз таилась скрытая до поры насмешка.

— Сыпь сюды, — Виктор хлопнул по лавке, — посидим, покурим…

Он думал, что она что-нибудь съязвит и уйдет, но та плюхнулась рядом и с вызовом посмотрела на него.

— Ну, — сказала она, — папиросы где? Летчицкие давай, раз покурить предложил. Не буду же я махрой травиться…

— Так чего наш герой не пляшет? — сделав первую затяжку, спросила Майя. — Хорошо-то как, а то махра уже в печенках сидит.

— Старый я уже, — засмеялся Виктор, — в наше время такое не плясали. Был бы тут какой-нибудь "Марлезонский балет", или там "Мазурка" с "Полонезом".

Майя шутку оценила, хихикнула.

— Ну а если серьезно? — спросила она, — пойдем, потанцуем. Просто.

— Да не умею я, — расстроился он.

— Да ладно, — она вдруг прильнула к нему, коснулась губами уха, прошептала, — пойдем. Или ты меня боишься?

Или Виктор был пьян или из-за первой причины, но плясалось удивительно легко и весело. Он кружился с Майей, все движения получались точными и умелыми. Это было прекрасно. Хотелось, чтобы это вращение теней ни когда не прекращалось. Потом, как-то незаметно, танцы кончились, вокруг оказалась ночь – полк шел спать. Майя вела его за руку, рядом шли такие же пары, слышались перешептывания, смех, веселье. Она потянула его за руку в какой-то переулок, они замерли в тени забора. Мимо в каком-то десятке шагов проходили люди, но их не замечали.

— Давай покурим, — сказала она, — до поверки еще полчаса, не хочу в этом курятнике сидеть.

Они закурили. Майя смотрела на него снизу вверх оценивающим взглядом, чему-то улыбаясь, потом вдруг тихо спросила:

— У тебя шелк есть? Ты ведь немцев сбивал, у нас падали. Неужели не осталось ничего?

— Так это когда было? — улыбнулся он. — Вспомнила! У нас только один упал, тот, что сейчас на аэродроме валяется. Но до него поздно добрались, там пехотинцы и местные выгребли все. Говорят, летчика в одном исподнем оставили. Наши пытались разыскать что-то, но без толку.

— Плохо, — погрустнела Мая, — потом вдруг стрельнула на него глазами и спросила:

— А что у тебя с Танькой было? Рассказал бы. А то бабы плетут языками такое, что на голову не натянешь. Ах, — подражая кому-то, жеманничая, сказала она, — такая красивая история, словно в старинном романе. Он как рыцарь, весь в ранах, а она уже с другим…. — Майя захихикала. — Сказать кто твои поклонницы? Уже есть пара дурёх, что на тебя спокойно глядеть не могут…

— Не надо.