Чужие крылья – II

Замес грязи продолжился, но уже в обратном направлении. Проходя мимо стоянки второй эскадрильи, он обратил внимание на истребитель капитана Быкова. А точнее на его окраску. Раньше, комэск-два был ярым противником рисовать что-либо на самолетах, о чем неоднократно и публично заявлял. Злые языки (в лице Виктора) полагали, что это от скудости воздушных побед, сбитый в крайнем бою "мессер" был на счете комэска четвертым. Впрочем, после того, как шубинский "Як" украсили отметки девятнадцати сбитых, Быков притих. Притих, чтобы поступить по-своему.

На борту его "Яка" большими красными буквами было написано "Танюша" и был нарисован какой-то затейливый цветок. Виктор задумчиво посмотрел на эту надпись и вспомнил, как когда-то гулял с Таней заметенными улицами забытого Богом хутора

— Была когда-то девка, — буркнул он себе под нос, — да сплыла. Ну и хер по ней.

Однако рисунок на капитанской машине чем-то ему понравился, и Виктор отправился искать Палыча.

— Не страдай дурью, — отмахнулся техник, — ты сбивай больше, вот и украсишь заодно. Зачем еще что-то? И так почти весь полк завидует, больше сбитых только у Шубина и Иванова. — Палыч довольно улыбнулся.

— Ну так это звезды, а я хочу нарисовать что-нибудь такое… для души.

— Чего?

— Девушку какую-нибудь. Или тигра. Или вообще дракона.

— Етить твою, — Палыч сплюнул. — Я в твои годы по девкам бегал, а ты дурью маешься. Лучше тигру рисуй, а то баба на самолете к беде. Я этих-то, двоих, еле терплю, а ты еще одну хочешь.

— Нарисую, — Виктор уже загорелся идеей, — русалку. Во!

— Тьфу, — техник снова сплюнул.

— Палыч, где художника можно найти? Кто Быкову цветок рисовал?

— Где? Где? В Караганде! Я в такой ерунде тебе не помощник.

В общежитии было накурено хоть топор вешай. Щелкали кости домино, травилась баланда. Полк сидел на земле, и летный состав маялся дурью, отсыпаясь, отдыхая и строя планы.

— Цэ шо, сало було? — выступал Кот, — то нэ сало. Кабанчика треба видмыти, обшмалить, ще раз видмыть. А потим ще раз обшмалить з сином. Ось тоди будэ сало!

— А чего это вы его осмаливаете? — спросил Колька, — ведь мясо будет дымом вонять…

— А ще кажуть, деревня, — засмеялся Кот, — Уся деревня в городе обитае. Нычого ты нэ розумиешь. С дымком вкуснее. Так от надергаешь в огороде лучку свежего, яиц сваришь пяток, да з салом. И еще хлебушка свежего. Да под стопочку. Вкусно.

— Как говорил один классик: "Из всех видов сельхозпроизводства, я предпочитаю самогоноварение" — засмеялся Виктор, — Под стопочку что угодно будет вкусным.

— А что это за классик такой? — раздался вдруг Танин голос. Виктор даже не заметил, как она зашла в их барак.

— Это зарубежный, — ответил он, — по-моему, поляк.

— Странно, — Таня, сузив глаза, изучала Саблина, — никогда ничего такого не слышала.

— На свете многого такого, друг Горацио, — успокоил ее Виктор, — о чем не ведают в отделе…, — он замолк на полуслове и добавил, — в общем, еще услышишь.

Таня вспыхнула и сделала вид, что в комнате Виктора больше нет.

— Скажите, — спросила она у доминошников, — Где Егорова найти, его Шубин ищет.

— Егоров в лазарет пошел, спину прихватило, — опередив всех, ответил Виктор и спросил тихо, — а кто Быкову машину разрисовывал?

Таня презрительно фыркнула, окинула Саблина уничижительным взглядом и вышла из барака.

— Витька, а что ты ей сказал? — усмехнувшись, спросил Ильин. — Сейчас сюда Быков не прибежит с дубьем?

— Не боись, Витька, не дадим тебя в обиду. Гуртом побьем Быкова и дрючок евонный отберем, — протянул Соломин. — Мы же третья эскадрилья, мы всех бьем.

— Всех бьет вторая, — засмеялись со стола доминошников, — вы третьи вообще с заду всегда…

В бараке разгорелся обычный шутливый спор, в котором принимали участие летчики уже всех трех эскадрилий.

— Так что ты ей сказал? — повторил вопрос Ильин, — чего она вся прям…

— Да ничего… спросил, кто Быкову машину расписал.

— Тю, — влез в беседу Кот, — а шо ты раньше не спросил? То ж Ленка малевала… стенгазетчица.

Виктор тщательно очистил сапоги, постучал в дверь, и, дождавшись разрешения, зашел. В женское общежитие нужно было входить только так. Небольшой барак, уставленный деревянными нарами с грубыми соломенными матрасами, почти такой же, как у летчиков. Только здесь была чистота, выстиранные и выглаженные занавески на окнах, и отсутствовали неистребимые клубы табачного дыма. Это было женское царство, и Виктор моментально оказался под прицелом десятков изучающих глаз. Художник полковой стенгазеты – Лена Шульга оказалась на месте и как раз выводила какой-то сюжет. Услышав просьбу Виктора, и увидев нарисованный им проект рисунка (техникой исполнения, сей прожект напоминал известную картину "Сеятель" художника О. Бендера), возмущенно фыркнула. Слушавшие их беседу девушки захихикали.

— А что тут такого? — удивился Виктор. — Сложно красивую девушку нарисовать? Лицо если хочешь свое изобрази, будет красиво. Себя не хочешь – нарисуй любую другую красавицу.

— Я такое не могу, — Лена даже покраснела.

— Ну а что здесь сложного? Русалка обыкновенная…

— Но она же голая…