Чужие маски (СИ)

Лиля внимательно слушала.

Выходило не слишком радужно, но терпимо.

По деньгам...

Вот тут была проблема.

Лиля уже прикинула, что ее имущества хватит на что- то одно.

Либо заплатить взнос в цех, и тогда на прожитье им останутся медные монетки. Либо — привести в порядок трактир и попробовать нечто принципиально новое.

Тогда на взнос в цех не остается, но если они не заработают, им и так и этак деваться будет некуда.

Лилиан склонялась к тому, чтобы рискнуть. И хотела для начала заручиться поддержкой мужчины, сидящего напротив.

— Дядюшка Патни, я благодарна вам за совет и помощь.

— Не стоит благодарности.

Мужчина напоминал ей медведя. Был такой у них в гарнизоне, полковник Кравчук. Здоровущий, громадню- щий — и не жирный, нет. Та же мягкая мощь, что и у трактирщика.

— Могу ли я рассчитывать на ваши добрые советы и впредь?

Дядюшка Патни медленно кивнул.

— Да, пожалуй. Если найдете, что предложить взамен. И взгляд трактирщика остановился на груди Лилиан.

Женщина даже не поежилась. Вместо этого она глубоко вздохнула, заставив платье пойти волнами. А что?

Мужчинам можно, а ей запрещается пользоваться тем, что дала природа? Пусть смотрят на грудь и не думают о том, что у женщины на уме. Раз уж так сложилось, и ей есть, что показать.

388

к— Разумеется, — мурлыкнула графиня Иртон. — Вы мне не выделите слугу, для помощи? Хочу перенести свои вещи на новое место жительства.

— Конечно.

Трактирщик и свое любопытство удовлетворял. Но Лиля и не собиралась скрывать, где будет жить.

Скоро, очень скоро о таверне «Рыжий ежик» заговорят по всему городу. Лиля была в этом уверена.

# *

Когда Марион утром открыла глаза, она даже себе не поверила.

Солнце светило, заглядывало в окно, ласково касалось лучиками щек. И ее — и Фионы.

Дочка спала у нее на груди, пригревшись, словно котенок..

Как давно они так не спали!

Со дня смерти мужа...

Марион помнила свое отчаяние, когда ушла дочь.

Помнила черное горе, когда уходил муж — он, такой сильный, такой надежный, сдался перед злой хворью, и она была бессильна ему помочь.

Собой бы заслонить — да только это не тот враг, от которого есть заслон.

Закричать?

Но и кричать бесполезно...

А что было потом?

Марион осознавала происходящее умом, а вот в памяти ничего не откладывалось

Серые дни, черные ночи...

Труд, труд, труд, отчаяние, горе, безнадежность, глаза детей, и снова — работа.

Для них, все для них...Болезнь сына и горе от осознания своей беспомощности — неужели она потеряет еще частичку своей жизни, своего сердца?

И снова чернота...

Марион знала, что с утра она просыпалась, она занималась птицей, она занималась двором, хозяйством, она убирала, готовила, она...

Это — действительно было?

Да.

А память не удерживала происходящее.

Словно и не с ней, с кем-то другим оно случилось, словно это была совсем посторонняя женщина...

Так странно...

Так страшно...

И ее отчаяние вчера. И страх за дочку.

И...

И вспышка света.

Зеленые глаза женщины, которая оказалась рядом, и ее уверенный голос, когда она в чем-то убеждала стражника, и странные, чудные сказки, рассказанные сыну, который впервые за столько времени спокойно уснул...

Это — было?

Марион потянула носом.

Откуда-то удивительно вкусно пахло. И женщина тихонько, чтобы не разбудить, переложила дочь на подушку. Та зарылась носиком в ткань, но не проснулась. Только муркнула, словно котенок и попробовала заползти глубже под одеяло.

Марион прикрыла ей плечики, погладила по волосам...

Дочка тоже выросла за этот страшный год.

Пусть поспит.

Так всегда бывает, дети приходят спать с родителями, вдыхают их запах, греются их любовью — и знают, что все будет хорошо. Рядом есть кто-то настоящий, большой,

сильный, кто-то, кто защитит, справится, укроет от любых невзгод...

Она была плохой стеной своим детям.

Но — разве она могла сделать лучше?

На кухне кипела работа.

Вчерашняя женщина с зелеными глазами повернулась к Марион, когда та зашла внутрь.

— А, доброе утро.

Д-доброе...

Вторая женщина, которая раскатывала на столешнице тонкий-тонкий пласт теста — пироги делать? — тоже улыбнулась.

— Выспались, госпожа?

— Меня Марион зовут, — решила познакомиться женщина.

— Вот и ладно. Я — Аля, а это — Лари, — зеленоглазая улыбалась, кивая на подругу. И улыбка у нее была хорошая. Добрая, спокойная, уютная... — Выспалась?

Д-да.

— Тогда садись — и кушай.

Марион послушно опустилась за стол. И перед ей поставили маленький горшочек, на котором вместо крышки была лепешка.

Марион сняла ее с горшочка, и облизнулась, когда оттуда выбрался ароматный вкусный парок.

Как давно она не ела что-то, приготовленное посторонними?

Год?

Десять лет?

После брака готовила только она, это было хорошо и правильно, но... иногда хотелось и отдохнуть. А все не получалось и не получалось.

— Сметанки брось, — зеленоглазая подвинула к Марион еще один горшочек, на этот раз со сметаной.-Да?

Запах определенно был незнакомым, хотя и приятным.

— Не бойся. Хочешь, я у тебя пельмень утащу? Чтобы ты спокойна была?

Аля на глаза Марион залезла ложкой в горшочек, вытащила что-то небольшое, белое, и сунула в рот.

Разжевала, проглотила с видимым удовольствием...