Раньше я не интересовался Рунсоном. Со времён той самой войны с оборотнями (за двести лет до моего рождения) на территории этой страны не случалось ничего интересного. Всё, что я знал о Рунсоне — тамошние песни слушать нельзя. Так называемый «рунсонский стих» был хуже религиозной литературы и не уступал старинным текстам заклинаний в своей способности вызвать крепкий, но нездоровый (ибо преждевременный) сон.
Официально я значился кем-то вроде курьера — следовало отвезти письмо висского короля рунсонскому. Обычный курьер не подошёл из-за «пути опасности превеликой» — между границами Виссы и Рунсона красовалась «Лихова запустка», хорошая такая пустошь с разбойниками и нечистью. Помимо коня и денег (к ним пришлось добавить собственные сто золотых) я получил «Справочник последних событий». Информации и вправду было немного.
Оказывается, сорок лет назад в стране сменилась правящая династия. Как-то странно сменилась. По рунсонским обычаям в таких случаях князья-претенденты собираются на турнир («на круг»), победитель которого становится королём. Так вот, в последний раз в патриархальном Рунсоне выбрали… королеву! Конечно, женщина способна научиться неплохо драться, но…
Вот-вот, но.
Теперешний король, Элан
Зато, не иначе, как для лёгкого чтения, в справочник вошла краткая история последней войны. С указанием основных битв, полков, отрядов, подотрядов и командиров.
Этнография
Две недели спустя я миновал гряду высоких холмов, западную границу Рунсона. Первое, что бросилось в глаза, — растения. Земляничник, бук и липа взамен оставшихся по ту сторону ольхи, рябин и елей. Сколько тех холмов, а как изменился климат!
Вторая странность — вежливые пограничники. Не трусливо заискивающие, а именно вежливые, на ирксский манер, словно их этикету учили. Ни поминать королевское письмо, ни отводить глаза не пришлось. С меня взяли пять мелких монет «огниц» в висском эквиваленте — оказалось, существует простая система перевода рунсонских денежных единиц в р'таккские: одна огница равна шерскому лауфу (восемь-девять висских медяков) — да зафиксировали имя и род занятий в какой-то книге. Кстати, одежда пограничников напоминала западную, и на надморском[1] они говорили нормально. Дикари?
До Канари, столицы Рунсона, оставалось сорок километров. На границе мне сообщили, что если я не хочу отклоняться от тракта, ближайший город встретится через три версты.
Три версты. От трёх с половиной до шести километров. Может, стоит там остановиться? Границу я миновал около двух, но я же не почтовый курьер, чтобы мчаться день и ночь.
Поначалу я ехал медленно. Рассматривал местную флору, прикидывая, не удастся ли добыть таких-сяких травок за четверть цены. Вон шелковка, и «красная ёлка», и алейница. Потом мне показалось, что еду я
Вдруг послышался стук копыт, и чуть впереди с какой-то мелкой тропки выехал на дорогу светловолосый юноша в кожаной одежде. Нет… не так я представлял дикарей. Тоже в коже, но не в эшеньской же замше высшего сорта по два золотых за кусочек размером с берёзовый лист! Наверное, Ронес издевался.
— Добрый день. Не скажете ли, сколько осталось ехать до Нивейри?
— Верста, — бросил юноша. А может, я ошибся — голос, хотя и низкий, был похож на женский.
Но как — верста?! Тракт прямой, словно стрела, и за это время я проехал только две версты? Эфин шутит?
Тут меня осенило.
— Простите… А верста — это сколько?
— А, конечно, великая верста.
— Я нездешний.
— Я вижу. Так, в великой версте шестнадцать полётов, полёт — около трёхсот метров, а метр чуть больше двух локтей, значит…
— Меньше.
— Что?
— ЕСМ-овский метр меньше двух локтей.
— Да шут знает эти западные меры… короче, четыре с половиной ЕСМ-овских километра.
— Хорошая у вас верста.
Юноша/девушка кивнул и свернул направо.
— Слышал? Почти пять километров, — сообщил я Рысёнку.
Мы прибыли в Нивейри вечером. Естественно, все колебания насчёт продолжения поездки исчезли. До столицы оставалось около четырёх местных вёрст, или двадцать километров, а мы с Рысёнком устали. Я решил поискать корчму или постоялый двор.