Чужие миры

Нивейри был небольшим городом, и он не сильно отличался от своей висской родни (Долинки, Верхнего Жальца или Вязневска). Фонарей было меньше — здешние правители не додумались до фонарного налога, — да стража была вооружена лучше — я замечал неплохие копья и мечи. Немного другие крыши, отсутствие вычурных монстров типа верхнежалецкой ратуши, а в остальном — похоже, очень похоже. Я окончательно уверился: никаких дикарей поблизости нет, насчёт кочевников в южной степи ещё провидец трижды наворожил, и прислали меня в обычную страну с обычными недостатками. Одно странно — неужели Висса с ней не торгует? Ну и ладно, привезу Ронесу сводную таблицу мер, весов и денежных единиц, большего он не заслуживает. За какие-то триста пятьдесят золотых…

Корчма («витха») отыскалась быстро. Называлась она «Шерский пирог» и от висских не отличалась ничем. Совсем. Те же иероглифы на вывеске, те же расценки (в переводе); та же манера снимать вдвое, если клиент пробует расплатиться чужеземными деньгами; те же маленькие комнатки на втором этаже. Правда, в меню было пять наименований так называемых «шерских пирогов» (настоящий изобретатель — человек, дорийский повар прошлой катушки). В Виссе их часто готовят в элитных заведениях, и очень редко — в маленьких. Я из интереса попробовал. Оказалось так себе, половина трав явно заменена местными аналогами, но, опять-таки, пристойно для обычной корчмы.

На рассвете мы поехали дальше. Рысёнок выспался за ночь (я — нет), и уже два часа спустя впереди показалась каменная стена с башнями.

…У городских ворот стояла стража. Снова вежливая. За проезд сняли две огницы (то бишь, двадцать медяков) — «на ремонт башни». Башне, на мой взгляд, ремонт понадобится разве что через эру-две, ну да ладно. Я тут же спросил, где искать менялу: в Нивейри деньги разменять не удалось, поскольку купцы этой дорогой пользовались редко и, как я понял, были местными уроженцами. Пока двое стражников объясняли мне, куда ехать и где сворачивать, третий гнал от ворот какого-то оборванца: «Нет уж, твоё подзаборие, изволь валить по-хорошему, а то ведь шестник лаате проснётся. Злой он нынче как волколак, шестник-то, вчера клюк свернули, так он синты[2] самопальной продегустировал, вот и злой. Полетишь ведь по-плохому, как датарцы под Ашрови…». Оборванец настаивал на праве войти в город, получил древком копья по рукам плюс пинок под зад и, постанывая, убрёл прочь.

Рунсонские деньги стали первым, что сумело удивить в номинации, отличной от «вылитый-запад-и-чего-меня-сюда-прислали». Разноцветные монетки — шеры умрут от зависти. Наименьшая, уже помянутая огница, была насыщенного пламенно-оранжевого цвета. Следующая — ветка, шесть огниц, — жёлтая с изображением большого красного цветка. Ресинка, шесть веток, — зелёная с чёрной кошачьей головой. Навальница — тёмно-синяя, почти чёрная, с белой молнией. Лешница — бледно-зелёная с голубой бабочкой. Ещё существовали (но не были мне показаны) «конь» (на который можно было приобрести табун), «повозка» (наверное, имелся в виду скарб большой деревни) и «венок» (не иначе, королевский, со всем дворцом).

Попутно обнаружилось, что в Рунсоне другие цифры, причём, их только шесть. Иероглифы похожи на западные (родом из далёкого имперского прошлого — а оно было общим), но не совпадают (всё-таки, прошлое было весьма далёким); на столичных вывесках преобладают стандартные руны; надморский язык «А все знают. В школке учили».

Разменяв сто золотых (кошель стал легче, но много объёмистей), я отправился искать постоялый двор. С этим повезло: через несколько минут прогулки на глаза попалось двухэтажное здание из какого-то голубого камня. Над синей дверью была приколочена деревянная вывеска с надписью «витха Кусачая Ласточка» и, почему-то, изображением незнакомого жёлтого цветка и пары метательных ножей. Летней веранды не было, но я вообще не встречал их в Канари. Что важнее, ниже надписи красовались голубые вертикальные полосы числом шестнадцать. Я уже знал, что количество таких полос (максимум — двадцать одна) означает класс заведения. Удобное правило.

Сговариваясь об оплате (двадцать одна ресинка в неделю), я выяснил, что неделя в Рунсоне на день длиннее западной. Поездка обретала всё большее сходство с этнографической экспедицией. Ну, во дворец я наведаюсь завтра с утра (вдруг у этих дикарей нет представления о бюрократии, и меня выпроводят из страны сразу после аудиенции?), а пока стоит осмотреть город. Понятное дело, осмотр я начал со своей комнаты. У ребят были странные представления о комфорте — голый камень без ковров и полноценный водопровод. Мраморная ванна точно не хуже моей… правда, горячую воду следовало носить в вёдрах, магических жар-камней здесь не водилось. Конечно, я мог бы согреть воду заклинанием, но более идиотского способа потратить две трети запаса даже я с ходу не назову… разве что, вызов духа приснопамятного Рэна Соото.