Джекс был ее единственным другом. Мэд никогда не забывала о том, что он – андроид, сделанный по ее заказу, но это не имело значения. Она действительно привязалась к нему, потому что он смешил ее, когда это было нужно, и затыкался, когда она просила. Он помогал ей не сойти с ума.
– Пойдем, заработаем немного деньжат, Джекс.
– Пойдем. Ой, и я, наконец, постреляю на поражение. Это так волнующе. Я, кажется, даже немного описался.
Мэд хмыкнула и сказала:
– Заткнись, Джекс.
Тонкий вопль Бейтса, с нотками ужаса, переходящего в истерику, ударил по ушам Энцо Егера, раздавшись внутри защитного шлема. На секунду этот вопль перекрыл даже постоянный звук бьющего по шлему дождя и грохотание грома. Егер посмотрел на спутника; он мог разглядеть его довольно хорошо только потому, что стекло на его шлеме было покрыто чем-то водоотталкивающим, обеспечивающим четкую видимость.
– Джек, какого черта? – спросил он.
После небольшой заминки Бейтс подал голос:
– Прости, Энцо. У меня нога застряла между двух камней. Испугался на секунду.
– Ногу вытащил?
– Да, Энцо. Эй, Энцо… – И снова заминка, а затем громила заговорил и в голосе послышался страх, но уже не так отчетливо: – Тут же не будет никакого «МетКона», правда?
– Никакого «МетКона»? Это фармацевтическая компания, Джек, и она находится не здесь. Здесь «Вейланд-Ютани», помнишь?
– Да, да, «Вейлунтани», ты же говорил мне, «Вейлунтани». – Бейтс показал на здание впереди, на котором во всю стену красовалась желто-голубая эмблема «Вейланд-Ютани», местами уже поблекшая. – «Вейлунтани».
– Черт возьми, Джек, я же тебе сто раз говорил! Это очередная наскоро слепленная колония «Вейланд-Ютани» и у меня здесь работает приятель. Помнишь? Эй, чтоб не было никаких чертовых панических атак, понял меня?
– Д-да, Энцо, понял. Я забыл, что ты мне говорил. П-прости. Просто я, вроде как, чуток испугался, что мы, ну, могли наткнуться на кого-то из «МетКона», – его страх внезапно пропал, а в голосе прорезались хнычущие нотки. Бедный, тупой сукин сын.
Человек-гора, к тому же невероятно сильный, он был единственным другом Егера там, на «Тартаре». Поэтому, предполагал Энцо, другие заключенные боялись и избегали его. Егер подружился с Бейтсом вскоре после того, как попал на тюремный корабль, потому что иметь в друзьях громилу, к которому все боятся подойти, было удобно. Джек интересовал Егера только потому, что выглядел опасным отморозком; Энцо вовсе не собирался, более того, не хотел, привязываться к нему.
Сначала он предполагал, что странности в поведении Бейтса и его очевидная тупость вызваны длительным употреблением наркотиков. Но проведя с ним больше времени – большей частью свободного от общения с другими заключенными, к радости Егера, – понял, что этот громила туп, как пробка, вот и всё. Он никогда не употреблял наркотики. Несмотря на размеры и отталкивающую внешность – короткие, ярко-рыжие волосы, слегка обезьяньи черты лица с множеством веснушек, маленькие уши, глубоко посаженные глаза, зубы – образец бездарности стоматолога, выросшие до размера небольших бивней и оттопыривающие толстые, мясистые губы, – Бейтс был смирным, как овечка, по развитию находясь на уровне ребенка. Ребенка с искалеченной психикой, смутно помнящего, что он, вроде бы, сделал что-то плохое, но непонятно, что именно. Однако, все плохое, что делали с ним, он помнил очень хорошо. А самыми ужасными воспоминаниями детства стали постоянные издевательства жестокой и злобной матери.
Сначала Егер пропускал мимо ушей рассказы Бейтса о том, как он был подопытным кроликом в «МетКон». Джек застывал от ужаса, когда видел рекламу «МетКон» или их эмблему в журнале. Егер подозревал, что бедный жалкий дурачок состряпал эти истории, чтобы заполнить пустоты в своих воспоминаниях, и сам себя убедил в том, что это правда.
Но он слышал, как шептались окружающие. Чаще всего, когда рядом был Бейтс, они его избегали, но, когда был один, он иногда ловил обрывки разговоров. Как-то в столовой ему рассказали, что мямля Бейтс менялся на глазах, если его пугали или начинали угрожать. Он становился жестоким и опасным. Поговаривали, что менялся не только его характер, но и внешность, рост и даже цвет кожи. Из-за таких сдвигов громила несколько раз оказывался в карцере, а количество жертв его агрессии ясно давало понять, что из «Тартара» он не выйдет никогда.
Егер и сам однажды стал свидетелем такого сдвига, когда какой-то выскочка, только что попавший на «Тартар», решил ввязаться в драку с самым большим парнем, отпустив пару двусмысленных шуточек. Неудачных шуточек. Все произошло так быстро, и сопровождалось таким количеством крови, криков и шума, что у Егера об этом остались только размытые воспоминания. С тех пор он так и не смог определиться, что же все-таки тогда увидел. Однако он начал прислушиваться к тому, что Бейтс рассказывал о своей неблагополучной юности и кошмарном времени, проведенном в «МетКон».