Она обернулась как раз в тот момент, когда существо обвилось вокруг мистера Джонса. Последних слов экскурсовода было не разобрать из-за удушающих объятий твари и яйцеклада во рту. Но какими бы они ни были, очевидно, это не была фраза «всё в порядке».
Мистер Джонс осел, его тело обмякло, как мешок с костями. Он упал на палубу прежде, чем Амотц успела вскрикнуть.
– Защищайте рты! – приказала генерал. – Здесь есть лицехваты-оплодотворители!
Все было бесполезно. Новорожденные лицехваты находились под охраной своих же собратьев, а раненые принимали весь огонь на себя. Непреодолимое стадное чувство к размножению овладело ими, как коллективный разум.
Следом за Джонсом упал Кортез. Затем – охранник справа. Второй охранник повернулся к Амотц, собираясь что-то прокричать, и в тот же миг лицехват прыгнул на него, тремя ногами пытаясь раскрыть человеку рот пошире, прежде чем проникнуть внутрь.
Амотц забрала у Рибара последнюю обойму, намереваясь защищать его.
– Дэниел, – прокашлял морпех. Его пальцы сжимали окровавленную ногу.
– Ты скоро увидишь его, обещаю!
Количество лицехватов сократилось, но не потому что они убили многих. Пол покрывали многочисленные дыры – идеальные лазейки для побега. Все, что оставалось генералу, – с ужасом наблюдать за тем, как лицехваты уползали, пропадая в обшивке космической станции.
– Нужно убираться отсюда! – гаркнула она в ухо Рибара. – Ты можешь идти сам? Стыковочный отсек близко. Корабль в пути.
– А как же Дэниел?
– Я возьму его на себя. Ты будешь только обузой.
Как только последняя из тварей скрылась из виду, она отдала Рибару его служебный пистолет.
– Нет, я должен…
– Давай не будем играть в героев. Ты же хочешь, чтобы твой сын выжил? Я приказываю тебе идти к стыковочному отсеку.
Морпех мрачно кивнул.
– Мне очень жаль, – промямлил он, перед тем как уйти. – Вообще-то это моя работа, защищать вас. Вашу жизнь.
– Твоя миссия все еще в силе. А теперь убирайся отсюда.
Он отдал ей честь и вышел, а Амотц наклонилась к одному из сраженных охранников в поисках оружия. Мужчина все еще дышал, но как только она склонилась к его лицу, пришелец крепче сжал свои объятия.
– Полегче, – прошептала генерал, наклоняясь, чтобы вытащить винтовку из рук мужчины. Потом проверила обойму – та была наполовину пуста.
– Мне очень жаль, – сказала Амотц, повторяя слова Рибара, хотя понимала, что охранник ее уже не слышит. Он уже был фактически мертв. Единственное, что его ожидало, это личинка Ксеноморфа, пробивающаяся сквозь его грудь. – Мне очень жаль, – повторила она, отходя на безопасное расстояние, чтобы выстрелить ему в голову.
Она поступила так же со вторым охранником, потом с Джонсом и Кортезом, каждый раз порывисто дыша, спуская курок. Потом прислонилась к стене, изучила глазами пространство и осторожно выскользнула из лаборатории. Всего шесть коридоров отделяли генерала от ребенка, но, по закону Мёрфи, на этой тысяче кубических метров ее ожидало все что угодно.
За пределами лаборатории все казалось неестественно застывшим, только неистово выла сирена, из-за чего казалось, что все заполнилось белым шумом. Амотц продвигалась пригнувшись, в полной готовности выстрелить или отпрыгнуть с пути лицехвата. Пот заливал лицо, ее бросало то в жар, то в холод, пока глаза изучающе бегали по периметру. Каждая секунда давалась труднее, чем предыдущая. А что, если она не успеет? Что, если доберется до назначения и найдет Дэниела на полу, с холодной безликой маской твари на лице?
У Рибара будет полное право обвинять ее в смерти сына.
На пути генерала уже встретились те, кому не повезло – распластанные тела, невольные носители Ксеноморфов. Времени прикончить всех не было, и каждый раз ее сердце сжималось, когда приходилось сделать выбор: идти дальше, или облегчить муки страдальца.
Большинство коридоров были обтянуты желтой сигнальной лентой, несколько – огорожены темным пластиком, за которым появлялись и пропадали призрачные фигуры. В воздухе стоял запах горячего метала, смешанного с кислотой. Каждый раз, чувствуя терпкий кислотный запах, Амотц вздрагивала: ей казалось, что где-то рядом поджидает лицехват.
И он действительно спрыгнул с потолка в полной боевой готовности – за десять метров до цели путешествия. Женщина упала на пол, набивая синяки на коленки, но избежав объятий цепких лап. Когти полоснули ее по спине, оставив полосы жгучей боли.
Не раздумывая, она повернулась и выстрелила в упор, чувствуя, как пульсирует в ушах кровь. Костлявое тело прыгнувшего ей в лицо животного содрогнулось от удара пули. Брызги кислоты обожгли правую щеку генерала, мгновенно превращаясь в глубокие раны, но Амотц даже не попыталась протереть кожу, понимая, что только обожжет руки.
Неважно, что останется шрам, неважно, что она чувствовала обожженную свежую плоть на своих губах. Все это было неважно: и боль, и время, и дыхание, пока она не найдет Дэниела.
В том, что мальчик застрял здесь, была ее вина. Значит, она должна его спасти.
Дверь была закрыта. Амотц попыталась вспомнить имя ассистентки.
– Мисс… мисс Кэмпбел? Откройте дверь, это генерал Амотц.