Чужие скелеты

Промаявшись со своим Смеречко несколько лет, тетя Галя решила рискнуть и забеременеть «исподтишка». Это привело к первой на памяти Антона семейной драме: Смеречко решил, что жена беременна не от него – «нагуляла», напился и жестоко избил тетю Галю. Началось кровотечение, и, чтобы спасти ее жизнь, плод пришлось удалить. Смеречко арестовали, судили и впаяли срок, да что толку – иметь детей тетя Галя больше не могла.

Вот почему всю свою нереализованную любовь к детям она отдала единственному племяннику Антону, которому к тому времени исполнилось шесть лет. С мужем тетя Галя развелась, но фамилию не сменила – та напоминала ей об ошибках молодости, которые уже поздно исправлять.

Замуж она так и не вышла, а сгорела, как и старшая сестра, – от рака.

Когда та самая телеграмма попала в руки Антона, первое, что пришло ему в голову: это не рак, это – одиночество. При этом он испытал такой жгучий стыд, какого давно не ощущал. Только позже, немного успокоившись и обдумав случившееся, он понял, что это чувство не в последнюю очередь повлияло на принятое им решение.

Он не просто ехал в родной город, чтобы принять наследство. Он возвращался, чтобы искупить вину. В чем конкретно она состояла и каким образом он намерен ее искупить, Сахновский пока не знал, но что-то подсказывало – направление выбрано верное.

Улицы Жашкова вызывали двойственное чувство. Вроде бы все знакомо с детства – и в то же время чужое. Хотя на самом деле за последние два десятилетия городок мало изменился. Поначалу Антону казалось: стоит только остановиться, выйти из машины – и тут же, прямо на тротуаре, нос к носу столкнешься с добрым десятком друзей детства или просто старых знакомых. Начнут обнимать, тискать, хлопать по плечу, тащить выпить за встречу с каждым в отдельности и со всеми вместе… Потом ему вообще расхотелось выходить из машины: здесь все знают всех и любой новый человек вызывает нездоровое любопытство… Отмахнувшись от дурацких мыслей, Антон свернул к рынку, потом почти наугад отыскал Коминтерновскую. Улица Шевченко, которая ему нужна, тянется где-то рядом.

Обнаружил он ее довольно скоро, ни разу не заблудившись и не спросив дорогу, – заблудиться в Жашкове, прямо скажем, непросто. А вот если б понадобилось расспросить местных, тут бы возникла проблема. Он ехал через центральную часть города, однако прохожих на тротуарах было – раз, два и обчелся.

Теткин дом он узнал сразу, еще издали. Мощная штука детская память! Он бывал здесь много раз, а порой и оставался у тети Гали на несколько дней.

История этого дома, как помнилось Антону, была довольно запутанной. Когда-то он принадлежал пожилым родителям злополучного Смеречко. Женившись, Николай привел молодую жену в отчий дом. Но после всех событий, когда Смеречко уже сидел под следствием, а тетя Галя лежала в больнице, свекор со свекровью явились в палату к невестке – просить прощения за сына. А заодно предложили «доченьке» остаться в их доме, потому что сами давно собирались перебраться в деревню, в Острожаны. Свекор был заядлым рыболовом, а Острожанские пруды славились на весь район.

Тетя Галя была еще слишком слаба, чтобы твердо отказать. Но тридцать пять лет назад, еще при Советском Союзе, оформить подобные сделки с недвижимостью было сложно.

Правда, в конце концов все благополучно завершилось. Отсидев свое, Николай Смеречко вернулся в город и попытался выставить бывшую жену из дома. Тетя Галя заперлась и не пустила его на порог. Бывший муж впал в буйство, соседи – родители той самой Светланы Пимонович – вызвали милицию. Пьяный в дым и ничего не соображающий Смеречко полез в драку с ментами, сломал старшему наряда нос. И, ясное дело, опять загремел за решетку за нападение на сотрудников милиции при исполнении. Когда он вышел из зоны и куда запропастился – никто не знал, да и знать не особенно хотел.

Дом оказался не таким большим, каким остался в памяти Антона. Но даже с улицы, взглянув поверх довольно нового и крепкого дощатого забора, он увидел, что тот выглядит уютным, опрятным и вполне ухоженным. От ворот к деревянному гаражу вела бетонированная подъездная дорожка – у старших Смеречко когда-то был «Москвич», но по прямому назначению гараж давным-давно не использовался. По воспоминаниям Антона, там обычно хранили садовый инвентарь и прочие хозяйственные принадлежности.

Он вышел из машины и толкнул калитку. Открыто. В Жашкове в частных домах калитки изнутри обычно не запирают. Однако он помедлил и не стал входить. Достал телефон, набрал номер соседей – и тут же сбросил: гостя здесь ждали и соседка уже спешила ему навстречу, вытирая на ходу руки краем передника.

Ровесница покойной тети Гали и ее близкая подруга – следовательно, лет шестидесяти с небольшим, она, однако, казалась старше своих лет, но выглядела бодрой и энергичной.

– Антон? – уже подойдя вплотную, уточнила Пимонович, близоруко щурясь.

– Он самый. Я бы вас тоже не сразу узнал, Светлана… Ивановна, если не ошибаюсь?

– Можно и так, – кивнула она. – А хочешь – зови тетей Светой… Ничего, что на «ты»?