Чужие слезы на родном письме. Том 1

Идут они вместе, а он будто глаза прячет,

В темных очках, глаз увидеть – вот незадача.

– Вы говорите так странно…

– Каждый человек особенный, Анна.

– Я, таких как вы, не встречала, – слегка прибавив тон.

– О! Да вы, мадам, «шармон»!

– Почему? Что-то не так сказала я?

– Нет. Это не из слов исходя.

Вот мы вместе идем. Я вас взглядом озираю,

За вами, мадам, наблюдаю.

– Вы так говорите… Это ваш лексикон?

– Мадам, «пардон»,-

Через минуты две или три

Она уже держит в руках цветы.

Цветы держала она у лица,

Блестели на солнце голубые глаза.

И шли они и смеялись. Так хорошо!

Весна, к тому же, предавала тепло.

Он проводил до подъезда ее.

Договорились на завтра повторить это все.

Он будет ждать ее там, где стоял.

Она будет идти с лицея, а он чтобы встречал.

Сказал он ей, будто опередив ее.

Придя домой, откроет шире окно.

Они шли, романтика мыслей,

Столько наводящих смыслов.

И настроение ее будет петь и танцевать,

Она будет с улыбкой шагать,

Ведь запал ей в душу звездочет.

Ей ведь опыт да учет,

И в мысли влез, но бороться с ними,

Потому как экзамены, и по силу

Ей их сдать, какова суть:

Иным теперь станет ее путь.

Казалось бы все. Совет да любовь.

И сколько не говори ты слов

Все хорошо, но есть один быт.

Этот парнишка – бандит.

***

3

И вот она встреча, затем другая.

Поцелуи, голые тела. Предвестники этого мая.

Он дарил ей не золота, не серебра,

Дарил ей красивые слова.

Она видела в нем не простого человека,

И, спросив, как он живет, поискав ответа…

– Моя жизнь – это ветер в поле,

Душа мчит в широком раздолье…

Да! Моя жизнь: с ветки на ветку.

Только с господом я метко.

Это жизнь, а не просто «тусовочка».

– А это что за «наколочка»?

– Виноват, значит, должен ответить.

И этим слыл мой ветер.

– А эта нарисованная мадам,

Изображена первая любовь там?

– Я любил, да любил.

И жизнь свою, когда то не щадил.

Но, иначе, выходов других нет,

Другого не знал написать поэт.

– Ты самый настоящий писатель.

– Ты моя муза! Творчеству я лишь приятель.

– Не желаешь ли ты в редакцию?

Излагать там свою мотивацию.

– Все, что думаю, то и говорю -

Это все, одной тебе лишь дарю.

– Ведь ты мог поиметь славу,

Порадовать там папу, маму.

– Ха-ха! Ты у меня лишь одна.

Мне моей славы хватает у тебя.

– А какая у тебя профессия, каков твой задор?

– Я души и тела твоего – вор.

Если бы кто нам запретил,

Я без спроса бы женил.

– У тебя же скоро день рождения,

Чего бы ты хотел, какие увлечения?

– Лишь тобою дышать, пусть слишком,

Не нужны мне от тебя коврижки,-

Встреча за встречей. Они все там же были.

Обнимались, смеялись, шутили.

А встреч – две недели, уже три,

Все стоит он: конфеты, цветы.

Все тот же образ – черного принца,

Чей взор теперь ей снится.

Ведь он пунктуален был. Кричал ей: «Шармон!»

Но, однажды, на встречу… не пришел.

Та стоит, понять ничего не может.

Душу ей так гложет, так гложет…

И час идет, и солнце уж не светит,

И дует холодный, северный ветер.

И нет его, а он кажется ей кругом.

И мысли лезут: «В измене он».

И сама на измене уж стоит,

В плане этих взглядов себе мнит.

И голову склонив вниз, себе представляет:

Как позади ее Жанео догоняет.

***

4

Истов смотрел дела, взгляд его суровый.

Как ни как, Истов – участковый.

Устал он. Пятница как ни как.

Мысль о работе – только впросак.

Да и мысль о возлюбленной его,

О даме из знатной семьи Сачко.

Столько дел, столько дел. Все на кого-то «заява».

Там следствие, а там расправа.

Постучал Ушаков. Да сильней же стучите.

– Да войдите уже, войдите.

– Здравия желаю! Поймали вора.

– Вот так пятница. Да в эту пору.

И кто такой? Что за птичка прилетела?

– Не поверите! Преступник по кличке Жанео!

– Что вы говорите? Что вы говорите.

Ну, давайте. Сюда приведите,-

В браслетах руки, глаза вниз,

Не споет он вновь, не споет на «бис»

Студентке с мед. Факультета,

Не споет он завтра до обеда.

Ведь разлука – она вещь такая…

А за что его? То история другая.

Раз взяли, значит, есть грешок,

Где прокурор измерит вершок.

После допроса вора увели.

Зашел Ушаков: – Имеем-с мы!

Через человека одного он хотел

Записочку передать, не сумел.

– Что за записка? В чем нюанс?

– За любовь разложил он пасьянс.

Стихами пел. Стихами писал.

Экий писатель. Но бандит! Украл, -

Ушаков покинул Истова.

Ему то что? Казалось бы, чужая истина,

А он читал, что тот пел,

При виде строк уж и бледнел.

«Моя муза! Голубых очей!

Как жаль, что не встречать нам аллей.

Я знаю, ты тогда меня ждала.

Я бы смог! Но болит душа,

Что в разлуке долгой быть,

Вертухай будет нам, препятствия чинить.

Ты шептала: «Сокол, орел!», но нет идей…

Моя тайна в том: я вор! Я воробей.

Глаза в глаза мне проще сказать,

чем «ручечкой» черкать…

Я тебе говорил: «Если виновен! Отвечу.

Галочкой миг жизни помечу».

Меня надолго. Ты меня не жди.

Когда еще вернемся мы!?

Тайга. Решки. Да заборы.

Лишь в память мне твои узоры.

Быть может, встретимся… Это я ищу…

Ведь по-настоящему тебя люблю…»

Истов, прочитав это, заныл.

Ведь и он в тот миг безумно любил.

Чужие слезы на родном письме

Оставят капли засохшей соли на строке.

Истов думал: «Кто я такой, ведь не мне судьбу решать.

Профессия! «Масть» такая! И чего тут рассуждать».

Он перечитывал несколько раз послание.

Что-то изнутри давило на его сознание.

Отпив глоток с рюмки коньячку,