Чужие сны и другие истории

Обратимся теперь к браку Чарльза Диккенса. Историю его семейной жизни, попадись она нам в романе, мы бы сочли весьма неправдоподобной. Когда Диккенс женился на Кэтрин Хогарт, вместе с ними поселилась и младшая сестра Кэтрин — Мэри, которой было всего шестнадцать лет. Мэри обожала мужа своей сестры; ее присутствие наполняло дом бодростью и радостью. Особенно это ощущалось, когда на Кэтрин нападала хандра и она затворялась в своей комнате. Насколько легче быть гостьей, чем супругой. И словно чтобы усугубить не слишком веселую обстановку в доме Диккенсов, через год Мэри умерла, навсегда поселившись в памяти Диккенса и становясь в годы дальнейшей совместной жизни Чарльза и Кейт (так он называл Кэтрин) все более недостижимым идеалом, с которым бедная Кейт никогда не могла соперничать. Девическая невинность Мэри виделась писателю образцом совершенства, и, конечно же, Мэри вновь и вновь появлялась в романах Диккенса то в облике маленькой Нелл из «Лавки древностей», то в образе Агнес из «Дэвида Копперфилда», то в образе Крошки Доррит из одноименного романа. Естественно, се добродетельные черты проступают и в образе Бидди в «Больших надеждах», хотя Бидди довольно критично настроена к Пипу, чего Диккенс никогда не замечал за Мэри Хогарт.

Во время первой поездки в Америку Диккенс вскользь упоминает о треволнениях Кейт в течение всего срока пребывания там (в особенности о ее постоянном беспокойстве за оставшихся в Англии детей). Он также приводит наблюдения служанки Кейт, заметившей, что Америка ни с какой стороны не интересует ее госпожу. Диккенс писал: ступая на борт кораблей и сходя на берег, садясь в поезда или кареты и покидая их, Кейт упала семьсот сорок три раза. Хотя это явное преувеличение, миссис Диккенс действительно отличалась впечатляющей неловкостью. Джонсон предполагает, что она страдала нервным расстройством, сказывавшимся на координации движений. Как-то Диккенс решил занять жену в одном из своих любительских спектаклей. Роль была небольшой — всего в тридцать фраз. Однако Кейт умудрилась провалиться в сценический люк и так серьезно растянула лодыжку, что роль пришлось отдать другой исполнительнице. Похоже, Кейт решилась на этот шаг, чтобы привлечь внимание мужа, поскольку, как и Диккенс, сильно страдала от их совместной жизни.

Когда этот брак, длившийся двадцать три года, стал рушиться, кто смог бы жить под одной крышей с супругами, кроме другой младшей сестры Кейт? Джорджина виделась Диккенсу «в высшей степени восхитительной и нежной девушкой». Ее преданность Чарльзу была настолько велика, что после разъезда[76] Диккенса и Кейт Джорджина осталась с ним. Возможно, она любила его и не только помогала управляться с детьми (Кейт родила Диккенсу десятерых детей). Однако у нас нет оснований предполагать, что между ними существовали интимные отношения, хотя в то время об этом много сплетничали.

К моменту расставания с Кейт Диккенс, вероятно, уже обратил внимание на восемнадцатилетнюю Эллен Тернан — актрису своего любительского театра. Когда Кейт обнаружила браслет, который Диккенс намеревался подарить Эллен (у него была привычка делать актерам небольшие подарки), она обвинила мужа в интимной связи с актрисой. На самом деле интимные отношения между Диккенсом и Эллен, вероятнее всего, начались только после разъезда с Кейт. (Добавлю, что отношения Диккенса с Эллен Тернан были почти такими же несчастливыми и полными упреков, как и его брак с Кейт.) В момент разъезда супругов мать Кейт распространила слух, что Диккенс уже взял Эллен Тернан в качестве своей любовницы. И тогда на первой странице своего весьма популярного журнала «Домашнее чтение», под рубрикой «Личное», Диккенс опубликовал заявление, назвав подобные «измышления» по поводу его нравственного облика «беспардонной ложью». Столь решительный шаг в защиту своей чести вызвал ответный ход: во всех английских газетах и в американской «Нью-Йорк трибюн» появились статьи, подробно описывающие семейную жизнь Диккенса и все детали его разрыва с Кейт. Вы только представьте себе это!

На дворе был тысяча восемьсот пятьдесят восьмой год. Через три года Диккенс сменит название своего журнала, и «Домашнее чтение» превратится в «Круглый год». Писатель и дальше будет следовать выработавшейся изнурительной привычке печатать в журнале свои романы частями. Вскоре Диккенс начнет устраивать частые и продолжительные публичные чтения, которые подорвут его здоровье (за двенадцать оставшихся лет жизни он более четырехсот раз выступит с публичным чтением своих произведений). А еще в этот последний отрезок жизни он напишет «Повесть о двух городах» и «Большие надежды». «Я не в состоянии отдыхать, — признавался Диккенс своему давнему и лучшему другу Джону Форстеру. — Если я позволю слабину, то непременно заржавею, сломаюсь и умру. Гораздо лучше умереть за работой».