Чужие тайны, чужие враги

А зачем Пермякову срочно понадобился мой рассказ? Поделится ли он со мной своими планами? Нет, бормочет какой-то бред. Тайна? Очередная. А вот еще подарочки. Квасной патриот Гольфстримов застрял в своей деревеньке и изо всех сил пытается прибиться к местной общине, зачем? А литератор Пугачев с восхищением следит за тем, как вымирает человечество. И как не вспомнить о Нине? Не сомневаюсь, что среди всех перечисленных, Нина — самый таинственный персонаж. Вот она с приятелем останавливает меня на темной улице с нетривиальной просьбой, а затем неожиданно проявляет неподдельный интерес к литературе. Профессиональный, академический интерес, заметьте! А если окажется, что на темной улице ко мне приставала не Нина, тогда, будьте любезны, добавить в список таинственных людей еще двух человек. И вот, наконец, появились гадкий Островский и прекрасная спасительница Настасья. Нет слов. А ведь еще нельзя забывать о существовании начальников — официально признанных самыми загадочными существами во Вселенной. Приехали, вылезай! Просто мировой заговор.

Полный ужас, переходящий в кошмар! Существует, конечно, ма-аленькая вероятность, что все вышеперечисленные лица таинственны сами по себе, независимо от прочих, но верится в подобное чудо с трудом. Легче предположить, что все они — одна шайка-лейка. Наверняка, они соперники, противники и враги. Играют в свою игру, прекрасно отдавая себе отчет, что они делают и для чего. В отличие от меня.

Я и раньше слышал, что бывают в жизни ситуации, когда даже самых устойчивых и могучих людей охватывает паника. Но у меня такое состояние проявилось впервые. Нет, в панику я пока еще не впал, но близок к подобному конфузу, как никогда прежде. Выстоять помогают только присущие мне с детства легкомысленность и самоирония. Я догадался, что мне будет спокойнее, если срочно сумею сократить число таинственных людей. Одна операция по сокращению напрашивается. Достаточно предположить, что девушка с зажигалкой, Нина и Настасья одно и тоже лицо. А что? Тогда, в полумраке улицы, я совсем не разглядел лица Нины. Мне стало легче дышать.

Смущало только одно. Нет, не смущало, просто не кстати подумалось, что если это действительно так, то почему, спрашивается, девица называет себя Настасьей, почему не признается, что она — Нина? Самое смешное, что, болтая о судьбах литературы, я умудрился затронуть некоторые темы, обсуждавшиеся в переписке с Ниной. И мне показалось, что Настасья была в курсе дела. Само по себе это неважно — Настасья, Нина — какая разница. Непонятно мне только, зачем из этого делать тайну? Я назвал свое имя и фамилию, а это означает, что у моей новой знакомой был отличный предлог представиться по всей форме. Но она не воспользовалась случаем. Отсюда следует, что или она не Нина, или что-то скрывает. Можно только догадываться.

— Что-то не так? — спросила Настасья. — Вы рассказали мне литературный анекдот, а потом вдруг замолчали. Задумались? Я правильно догадалась?

— Можно и так сказать. Мне показалось, что мы с вами давно знакомы, что мы с вами переписываемся, что однажды в обмен на зажигалку я подарил вам свою книжку, но тогда получается, что вас зовут Нина.

— Ого! Вы мне льстите. Давно мне никто не говорил таких приятных слов.

— И все-таки, вы не ответили на мой вопрос.

— Нет, я не Нина. Но мне жаль, честное слово, это было бы здорово!

— Значит ли это, что вы знаете Нину?

— Вовсе нет, мы никогда не встречались. Но я слышала о ней. И я ей немного завидую. Вы говорите о Нине с неподдельным интересом, так что будет правильно сказать, что я завидую ей множко.

Точно, одна шайка-лейка. Я оказался прав. Продолжать беседу с Настасьей я больше не хотел, не люблю, когда мне дурят голову. Нужно было немедленно придумать тактичный способ отделаться от нее. На мое счастье заверещал мобильник. Пермяков трогательно извинился и сообщил, что прийти не сможет. Сказал, что о месте и времени новой встречи сообщит дополнительно. В голосе его не чувствовалось ни грамма раскаяния или сожаления. Я рассмеялся. Врет, бродяга! А чего еще ждать от человека, который демонстративно, подозреваю, не первый год ломает передо мной комедию, изо всех сил скрывая свое истинное лицо, свою тайную жизнь.

— Я так поняла, что ваша встреча откладывается? — спросила Настасья.

— Да. Не сложилось.

— Вы расстроились?

— Нет, — рассмеялся я. — Пусть Пермяков расстраивается. Это ему понадобился мой рассказ. А я, так, погулять вышел.

— Это очень хорошо, — с некоторым облегчением, как мне показалось, сказала Настасья.

Я расплатился. Мне хотелось остаться одному. Но придумать, как об этом сообщить Настасье, не мог. Не хотелось обижать девушку. Но... в таких случаях нужно всегда говорить прямо и честно. Чтобы не возникло потом недопонимания.

— Простите, Настасья, мне пора. К сожалению, не смогу вас проводить. Дела.

Она кивнула.

— Может быть, еще увидимся, — произнес я дежурную фразу. — А сейчас мне нужно на улицу Звенигородскую, а вам?

— Продолжу свое путешествие на метро, — Настасья улыбнулась. — До свидания, Иван.

— До свидания, Настасья.

4