Остановившись у калитки Фейхары, я попыталась выровнять дыхание: не сделай я этого, не смогла бы говорить. И тут мозг обожгла мысль, что мамы больше нет.
Подумай, Одана, сколько она могла еще прожить, могла ли она выжить, раненая, обессиленная, без помощи Олонис (очевидно, жертвоприношение перекрыло связь с богиней, или это сделал Каашер), оставшись один на один с некромантом? Смерть наверняка уже поцеловала ее в губы. Может, тогда, когда я стрелой вылетела в сад, или когда бежала по пустынным улицам, соревнуясь в скорости с ветром? А, может, когда споткнулась и упала в грязь. Прошло слишком много времени. Нет, для меня это был всего один миг, но в реальности…
Из горла вырвался животный стон, на который заунывным похоронным воем откликнулись собаки.
Не осознавая, что делаю, я потянулась к сознанию матери, посылая ей мысленный зов: 'Мама, если ты слышишь меня, если ты жива, ответь!'. Ничего, ответом мне была гулкая пустота, звоном отозвавшаяся в голове. И мертвенный холод, будто внутрь меня на минуту поместили глыбу льда.
Я стояла на коленях перед крыльцом небольшого домика и плакала, рыдала в полный голос.
Потом вышла встревоженная Фейхара, обняла меня за плечи, подняла и насильно увела в дом. Я все никак не могла успокоиться и в перерывах между всхлипами просила ее немедленно пойти в храм.
— Только возьми с собой магов, хотя бы стражников! Прямо сейчас, тетя Фейхара, прошу тебя!
Влив в меня лошадиную дозу снотворного, единственного, что могло унять мою истерику, Фейхара уложила меня в постель и ушла.
Проснувшись на следующее утро, я встретилась с серьезными глазами Фейхары. Крепко сжав мою ладонь, она прошептала:
— Крепись, девочка!
— Мама, что с мамой? — я порывалась встать, но женщина не позволила. — Она мертва, да? Ее убил некромант?
Фейхара прикоснулась к моему лбу и покачала головой:
— Тебе привиделось.
— Нет, — закричала я, — я видела!
Бывшая жрица обняла меня, устроила мою голову у себя на груди. Меня обволокло приятное тепло, снова захотелось спать. Пребывая на грани сознания, я слышала, как Фейхара произносила какие-то непонятные слова, ощущала едва заметное дуновение ветерка над затылком.
Страшные воспоминания прошлой ночи постепенно стирались, и вот их вовсе не осталось. Пустая полоса шла вплоть до похорон матери, якобы впотьмах оступившейся на лестнице: в храме каменные полы, а одна из лестниц и впрямь очень крутая. Почему-то никому в голову не пришло обратить внимание на следы от укусов на ее руке. Они были едва заметны и казались застарелыми, но я-то знала, что им нет и недели. Сейчас знала.
Маму наутро после визита одотьера Дер'Коне нашла уборщица у подножья той самой крутой лестницы со сломанной шеей и многочисленными ушибами. Немедленно известили мужа, а потом и меня.
Моя реакция была заторможенной: сказывалось заклинание Фейхары. Вплоть до похорон я просидела взаперти в своей комнате, уставившись в одну точку. Практически ничего не ела и не пила.
На похоронах сознание мое прояснилось, запись воспоминаний восстановилась.
Что до Иассон, то ее труп выловили через месяц. Решили, что она утонула. Вопросов, что делала жрица на берегу моря, не возникло: она часто ездила туда купаться, иногда даже ночью.
В те страшные дни я часто бывала у Фейхары, заедала яблочным пирогом свое горе. Мне казалось, что она чего-то боится: вздрагивала от любого шороха, все чаще молилась Олонис, прося защитить себя и меня от беды, неизменно, даже днем, запирала дверь на засов, так что я вынуждена была стучаться особым образом, чтобы мне открыли.
Соседи списывали все на старческие причуды и кончину горячо любимой ученицы, моей матери, честно говоря, я придерживалась того же мнения. Утрата, постигшая нас, была слишком тяжела, чтобы пройти бесследно. Я стала замкнутой и молчаливой, отец запил, а тетя Фейхара выжила из ума. Все казалось таким логичным, да и не в том я была состоянии, чтобы разбираться в причинах и следствиях.
Я нередко оставалась ночевать у Фейхары: не хотелось видеть отца таким жалким и раздавленным, в обнимку с бутылкой. Мы сидели дотемна, вспоминали маму… А потом Фейхара бесследно исчезла. Поиски ничего не дали, она будто сквозь землю провалилась.
Таковыми были мои воспоминания, стертые Фейхарой. Лэрзен ошибался: именно она, а не мама установила блок в моей голове.
Но в это утро я восстановила не только цепочку своей памяти, но и открыла для себя то, чего я никак не могла видеть и знать. Как и говорил светлый маг, спасший меня от Летиции, меня использовали как хранилище чужой информации.
Кто поместил ее туда? Очевидно, Фейхара, больше было некому. И сама Олонис, тогда, в храме, когда в первый и единственный раз она смогла к нам пробиться.