— Да. Я обращалась за помощью к темному магу, просила защитить от преследователей. Я заплатила ему за защиту, и заклинание на агате, — я замялась, но решила сказать правду: раз договор не выполнен, то нечего и скрывать, — принадлежит ему.
— Понятно! — протянул волшебник. — Извини, я ошибся.
Он встал, провел пальцем по моему лбу — и стягивавший голову обруч материализовался в его руках. Сняв его и браслеты, маг щелчком пальцев отправил их обратно на полку и снова оставил меня в одиночестве дожидаться решения своей судьбы.
На этот раз меня не ограничили в свободе передвижений, и я смогла подойти к окну, взглянуть на пятна фонарей во дворе дома. Темные фигуры, словно стервятники, сгрудились у входной двери. Вот она отворилась, протянув по земле косую полоску света и выпустив какого-то человека. Он подошел к группе людей, видимо, что-то сказал им, и солдаты ушли.
У меня отлегло от сердца.
— Я не поощряю лжи, но в этот раз пошел на обман, — произнес за спиной голос мага. — Я сказал им, что ты сбежала на юг. Будто бы поинтересовался твоим местонахождением после разговора с госпожой из Имперского сыскного управления.
— И они поверили? — я плохо скрывала сквозившую в голосе радость.
— А ты бы не поверила? — усмехнулся он. — Светлые маги издавна пользуются всеобщим уважением. Так что успокойся, они не станут искать тебя здесь, Одана.
— Откуда вы узнали мое имя? Из той бумаги?
— Из нее. На память не жалуюсь, так что запомнил. Я попрошу Снерру устроить тебя на ночь в гостевой комнате. Примешь ванну, расслабишься. Я оставлю на столике успокаивающую настойку, примешь на ночь двадцать капель. Завтра мы подробно поговорим, и я подумаю, чем я могу тебе помочь и могу ли вовсе. Сама понимаешь, я не могу пойти против приказа Наместника.
Я понимала, поэтому была рада и тому, что в моем бесконечном беге по кругу наступила минутная передышка.
Ночью мне приснился страшный сон, такой, что я проснулась от собственного крика.
Я видела ребенка, хорошенькую белокурую девочку, которая доверчиво вручала свою пухленькую ручку фигуре в темном. Человек повел ее куда-то вверх по ступеням — они показались мне смутно знакомыми — открыл какую-то дверь и ввел ребенка в залитое закатным солнцем помещение. Там был покрытый цветами жертвенник; несколько курительниц наполняли воздух ароматами эфирных масел. Среди них были нотки и моего любимого — апельсинового. Помнится, от маминых рук всегда пахло апельсинами: заморские фрукты приносили в дар наладившие свои сердечные и семейные дела женщины.
Человек в темном решительным движением сбрасывает на пол цветы и усаживает девочку на алтарь. Она еще совсем маленькая, лет пять от силы. Сидит, болтает ножками, улыбается и сосет леденец.
Человек расставляет вокруг жертвенника свечи, что-то говорит девочке — что, я не слышу, и с нетерпением посматривает на окна. Едва лишь верхний край солнечного диска скрывается за горизонтом, он мановением руки погружает помещение во мрак — сами собой задергиваются тяжелые бархатные занавеси.
Вспыхивают свечи.
Теперь девочке страшно, она проситься домой, пробует сползти с жертвенника — слишком высоко.
Человек улыбается, я не вижу его лица, но чувствую это. Странно, я четко вижу все, но лишь его лицо погружено во мрак, вместо него — темное размытое пятно.
Резким движением он пригвождает рукой тельце ребенка к столу. Девочка испуганно всхлипывает, пытается вырваться, но выросшие из каменной плиты стебли лианы крепко опутывают ее. Малышка рыдает в полный голос, просит отпустить ее; глаза круглы от страха и полны слез, но этому извергу нет до этого никакого дела. Он достает длинный искривленный нож и, не обращая внимания на мольбы и крики, вонзает его в живот ребенка…
Я не могла на это смотреть, даже во сне, я кричала вместе с этой белокурой девочкой, на грани двух реальностей ощущая дикую волну ужаса.
Вскочив, я села на постели, провела рукой по лбу — на ладони остались капельки пота. Свесив ноги с кровати, я потянулась к столику за успокаивающей настойкой и дрожащими руками отсчитала тридцать капель. Вечером маг говорил о двадцати, но их мне точно будет мало. Выпила и скрючилась на своем ложе, обхватив колени.
Зубы отбивали барабанную дробь, сердце стучала быстрее пущенной в галоп лошади.
В дверь тихо постучали, и на пороге возникла фигура служанки. В длинной белой ночной рубашке, со свечой в руках она походила на привидение.
— Что случилось? — испуганным шепотом поинтересовалась Снерра.
— Мне приснился дурной сон, сейчас все пройдет, — пробормотала я, сама себе не веря. Образы были настолько реальными, что мне казалось, будто я видела это в действительности.
Служанка понимающе кивнула и ушла, досадуя, наверное, что ненормальная гостья хозяина разбудила ее своими криками. Что ж, я не специально.
Наутро маг также поинтересовался причинами ночного переполоха, я ответила ему то же, что и Снерре. Допытываться о сути он не стал, за что я была несказанно благодарна: не хотелось заново переживать весь этот ужас.