Чужие воспоминания

Одана сидела, свесив босые ноги с кровати, и с интересом наблюдала за моими действиями. Тревоги я не почувствовал, значит, девочка мне доверяла. Доверяла намного больше, чем прежде. Странно, ведь я остался прежним и совершил с общепринятой точки зрения неблаговидный поступок: бросил ее на произвол судьбы. Загадочные существа эти женщины! До этого спасал, из передряг вытаскивал, — и ничего, а тут такая любовь…

— Так, расскажи мне, они тебя били?

— Под ребра пинали, толкали…

— Полотенце снимай, я посмотрю.

— Нет! — испуганно крикнула она, в мгновение ока забившись в самый дальний угол комнаты. Маленький забитый зверек. Глаза лихорадочно сверкают.

— Хорошо, — со вздохом согласился я, — если ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, возьми мазь и сама обработай синяки и ушибы. Только на спине ты все равно не сможешь… Глупо, глупо, Одана, я же сказал, что не причиню тебе вреда. — Усмехнулся: — Что, под полотенцем нет ничего?

Девушка кивнула и робко спросила:

— Можно я в ванную вернусь, белье надену?

Я пожал плечами и сделал огонь в камине жарче.

Одана бочком проскользнула мимо меня и на пару минут скрылась за дверью. Вернулась она все в том же наряде, но на этот раз не забилась в угол, а встала передо мной, с видом покорной рабыни вперив глаза в пол.

— Редко встретишь такую стыдливую девушку, — прокомментировал я и попросил ее снять полотенце.

Она сняла, смущенно скрестила руки на груди, прикрывая вырез корсажа. Стоило так переживать: он у нее не открытый, длинный, до талии. Между ним и юбкой из моей сползшей рубашки — тонкая полоска кожи. Живот и грудь то поднимаются, то опускаются от частого дыхания. Волнуется.

Окинул беглым взглядом ее плечи и руки, потянулся за баночкой с мазью и нанес тонкий слой землянисто-зеленой субстанции на ткань.

На прикосновение к саднящему локтю Одана ответила едва слышным ойканьем. Мазь жжется, придется немного потерпеть.

Мелкие синяки просто смазал, не накладывая повязки.

Теперь нужно было осмотреть спину и живот, но я боялся к ним прикасаться, предчувствуя реакцию девушки. Ну да, умом я понимаю, что, когда тебя лапает мало знакомый мужик, пусть даже с благими целями, автоматически накатывает чувство страха, омерзения и протеста, но на практике никак не могу понять, что в этом такого дурного, ужасного и отвратительного. Спиртным от меня не пахнет, сальных шуточек и взглядов себе не позволяю, самоотверженно залечиваю ее ссадины — так можно и потерпеть.

Корсаж зашнуровался спереди, вернее, зашнуровывалась только его верхняя часть, фиксируя грудь, а нижняя для удобства застегивалась на крючки. Мне подобные современные конструкции нравились намного больше старомодных, с двумя лентами шнуровки — пока с ними разберешься, уже забудешь, зачем расшнуровывал. Еще лучше, разумеется, облегченные модели, исключительно на крючках; за удобство расстегивания и застегивания их любили придворные дамы.

Когда я расстегнул нижний крючок, Одана судорожно вздохнула. Успокоил ее, сказав, что на грудь смотреть не буду.

Оставив пока шнуровку не тронутой, осторожно надавил на ее живот, проверяя, нет ли повреждений внутренних органов. Таковых, к счастью, не обнаружилось, как и синяков. Это хорошо, когда бьют ногами в живот, могут быть самые печальные последствия. Не удержался и погладил ее. Снова дернулась, но после второго кругового движения расслабилась: то ли сама, то ли под действием успокаивающей магии.

Гладить было приятно, но пора и честь знать.

Спина и бока Оданы пребывали в куда более плачевном состоянии, чем живот. То здесь, то там попадались фиолетовые пятна, в одном месте я обнаружил легкий ушиб.

По максимуму ослабив корсаж и попросив ее придержать его на груди, на что девушка с радостью согласилась, задрал его до лопаток и обработал свидетельства дурного обращения с женщинами солдат местного гарнизона.

На месте Оданы я бы корсаж обратно не надевал, просто перевязал грудь бинтом, все равно ниже шла полоса из ткани, пропитанной мазью, но она была консервативна.

Решив не травмировать хрупкую девичью психику, попросил ее не лечь, а сесть. Опустился перед ней на корточки и осмотрел ноги. Опять синяки, парочка кровоподтеков. Нижняя часть бедер в порядке, на верхнюю смотреть не стал, отпустил края рубашки.

— Ты мне скажи, зачем ты так над собой измываешься? — снова порылся в сумке, извлек еще одну баночку, на этот раз меньшего размера и пахнущую хвоей, пододвинул к кровати стул, сел, вытянул ее ногу и положил себе на колени. — Ботинки явно тебе жмут.

— Нет, просто я много ходила пешком, — смущенно ответила Одана.

— И от этого у тебя все ступни в мозолях? Ты же женщина, должна следить за ногами, — Вот бесовка, ей определенно нравится то, что я делаю! Сидит, слегка наклонилась вперед, мышцы расслаблены, от прикосновений к ступне и щиколотке не вздрагивает. А как же девичья стыдливость, незнакомый мужчина и его темные инстинкты? Или я просто случайно нашел те точки, о которых говорила Ланит?

— Я раньше и следила, просто теперь не до этого.