Чужие воспоминания (СИ)

   - Ты не посмеешь убить жрицу, гнев Олонис падет на тебя! - крикнула мать, но уже поздно - нож вонзился в горло несчастной Иассон, провернулся вокруг своей оси. Всего один миг - и всё кончено. Окровавленное тело упало к ногам убийцы.

   Выставив щит против магии Азмары, одотьер опустился на корточки и наполнил кровью какую-то склянку. Неизвестно, где больше крови: в ней или на его руках, манжетах и рукавах некогда кристально-белой рубашки.

   Дер'Коне обошёл алтарь и облил содержимым склянки сердце на сфере. Она вспыхнула и поглотила её.

   Одотьер вернулся к распростёртой на полу Исассон, обернулся к нам... Холодные серо-голубые глаза. На одежде - знаки Императорского доверия, перстни на длинных тонких пальцах залиты кровью.

   Ассан Дер'Коне презрительно скривил губы:

   - Что ты можешь сделать, жрица? Помалкивай, а то заберу твою дочку. Она ведь чиста и невинна, а Каашер любит кровь девственниц, дарующую необыкновенную силу.

   Наверное, никогда ещё я так не радовалась тому, что некромант ошибался, и я уже стала женщиной. По крайней мере, душу грело сознание, что, пожелай он принести меня в жертву, Каашер ей не обрадуется.

   Каашер - само Зло, древнее, неприкрытое, беспощадное, демон, которого побаивались даже тёмные маги, не говоря уже о простых смертных.

   Будущий наместник склонился над убитой жрицей и одним движением вскрыл жертвенным ножом грудную клетку. Рука в перстнях погрузилась в тело, ломая кости. Ругаясь, он наконец вытащил едва трепещущее сердце и швырнул его на алтарь.

   Тут мама не выдержала и подалась вперёд. Я ухватила её за руку, судорожно пытаясь удержать от необдуманного шага. Неужели она не видит, что перед ней безумец, для которого убийство - всего лишь развлечение?

   - Что, тоже хочешь на жертвенный стол? - улыбнулся одотьер. - Боюсь, троих мне сегодня хватит. Так что забирай дочь и ступай прочь. Хотя, нет, - ухмылка стала ещё гаже, - я найду для вас занятие, как раз по специальности. Сейчас закончу с этой, - он пнул ногой труп Иассон, - и займусь вами. Можете пока раздеваться и забираться на алтарь. Я его немного кровью испачкал, одеждой подотрёте. Приятно расслабиться с двумя девочками после тяжёлой работы.

   - Вонючий ублюдок, подстилка Тьхери! - лицо матери перекосило от ярости.

   Обратив взгляд на лик богини, она сложила ладони, сомкнула пальцы и, резко выбросив в сторону Дер'Коне руку, ударила его золотистым лучом. Мужчину отбросило от сферы, сердце Иассон выпало из его рук.

   Мама сделала в воздухе вращательное спиралевидное движение, и одотьер захрипел, схватившись за горло.

   Изображение Олонис на потолке засияло, отделилось от свода, превратившись в разноцветное облачко. Оно светоносной пылью осело на наших головах. Я ощутила сначала резкий жар, потом холод; перед глазами замелькали цветные картинки, в которых неизменно фигурировали маленькие, напоминавшие фей, девочки. Конец у видений был один - смерть на жертвеннике от рук некроманта.

   Я не хотела этого видеть, я отчаянно сопротивлялась, но чужие воспоминания заполняли мой мозг, сводили с ума. Я готова была закричать, когда все это внезапно кончилось. Щелчок - и картинки исчезли.

   Рыдая, я сидела на полу, с тупым ужасом наблюдая за тем, как некромант медленно поднимается на ноги.

   Его ответный удар не заставил себя ждать. Пас рукой, и с пальцев срывается ощерившая пасть змея, тончайший тёмно-синий поток частиц. Иллюзорные зубы вцепляются в маму, рвут одежду, вгрызаются в кожу. Азмара кое-как отбросила их от себя, видимо, снова использовав магию (я заметила знакомое золотистое облачко). По руке стекала струйка крови.

   - Ты никто, ты пыль по сравнению со мной! - в ладонях одотьера теплился синий шипящий шарик. - И ты сдохнешь, жрица, ты и твоя дочка.

   Мама не испытывала страха, во всяком случае, лицо её было спокойно. Может, она верила в заступничество богини?

   Шар разбился о золотистое свечение, окружившее Азмару, с грохотом разорвавшись на сотни осколков. Мощнейшая ударная волна разметала нас по святилищу, повалила сферу, но почему-то не тронула окна, лишь жалобно зазвенели стекла.

   Мне, сидевшей на полу, досталось меньше, чем маме: она ударилась головой о гранитную плиту и на несколько минут потеряла сознание. Из разбитого виска вытекала вишневая кровь, весенней капелью струясь по щеке.

   Я бросилась к ней, затрясла за плечи, умоляя очнуться. Радовало лишь то, что взорвавшееся заклинание нанесло вред и своему создателю. Но надолго ли? Вот он уже поднимается, фокусирует на мне взгляд...

   - Беги, Одана, - хрипло прошептала мама, наконец вняв моим мольбам и придя в себя. - Беги к той, что кормит тебя по праздникам яблочным пирогом. Я тебя очень люблю, доченька!

   Это были последние слова матери, последние, которые я слышала.

   Одотьер с презрительной усмешкой наблюдал за моими бесплотными попытками помочь маме встать, слушал мои сбивчивые всхлипы, заверения, что я её не брошу, и у нас всё будет хорошо. Что ему были мои слезы? Он обращал на них меньше внимания, чем на дождь.