Чужие здесь не ходят

Посадские люди, друзья-приятели – Колбята Лосенков и Ерш Акинфеев, – занимались совсем уж мелкой торговлишкой, таких чуть позже назовут коробейниками, или офенями. Оба жили в Турове, в городской черте – на посаде, жили на княжеской земле, зависели напрямую от князя, ему же и платили оброк, да отрабатывали неделю в месяц на ремонте детинца, строительстве дорог и всем таком прочем. Держали скотину, огород – куда же без этого? Ну, и промышляли по мелочи, брали оптом у торговых гостей всякого дешевого товару – разноцветные ленточки, гребни, отрезы холстины, колокольчики, браслетики цветного стекла – «девичья радость», глиняные свистульки… Оптом – дешево, продашь по деревням чуть дороже – вот уже и какой-никакой навар. Заплатишь с него князю, да – негласно – хитровану Антипу отстегнешь толику, все остальное – твое. При всей кажущейся пустячности – не так уж и мало оставалось, скапливалось. С этих доходов Колбята новую крышу покрыл, Ерш же откладывал на будущее – хотел открыть на рынке «рядок» – торговое место. Уже придумал, чем торговать – брать по деревням ягоды, грибы, орехи, лечебные коренья да зелень разную. Года через три дочки подрастут – вот им и приданое, да еще присмотреть бы хорошего жениха, тоже бы из посадских – кого-нибудь подмастерья, а лучше – мастера…

– Да уж, мастер – лучше! – раскладывая костер, глухо рассмеялся Колбята. – Только где таких зятьев напасешься-то?

Ерш прищурился, расщепляя сушину:

– Кузнеца одного знаю… из недавних…

– Это Горынку, что ль?

– Ну… его…

– Так он же чужой! Пришелец. Родичи его у нас не жили, он сам пришел… – Лосенков задумчиво пригладил окладистую черную броду. – Кто его знает – кто таков? Откуда средства на кузницу? Вот ты знаешь?

– Нет.

– И я – нет. И никто не знает.

Оба помолчали. Колбята достал огниво, развел огонь, Ерш же быстренько побросал в котелок только что выловленную и вычищенную рыбу. Уж какая попалась – пара налимов, упитанная щучка, голавль и подъязок. Дома бы такую уху вовек не варили – обязательно бы рыбу подобрали, как принято. Коли уха налимья – так одни налимы, коли хариусная – так хариусы, на окуней же никто и не смотрел – вот еще, костье одно кушать!

– Ну, однако, скоро и поснидаем.

Напарники уселись рядом с костром – здоровущий, с покатыми плечами, Колбята и маленький юркий Ерш, тощий, с узким желтыми лицом и рыжею бороденкой. Разулись, вытянули натруженные ноги…

Вечерело, солнце уже скрылось за деревьями, лишь верхушки высоких сосен золотились на фоне темноголубого неба, словно церковные маковки. Где-то рядом куковала кукушка… Стрелой пролетела пустельга, деловито застучал дятел. Жарко горел костерок, булькало в котелке варево, невдалеке, за осокой и камышами, плескала река.

– Бог даст, завтра в Ратном будем, – помешивая уху, протянул Колбята. – Ужо расторгуемся. В Ратном девок много!

– И серебришко у них водится! – потянувшись, Ерш смачно зевнул… и вдруг настороженно прислушался. – Слышь, друже! Эвон, на плесе-то…

– Рыба играет, – отложив лодку, заметил напарник.

– Да уж больно большая!

– Значит, лось на водопой пришел…

Из-за камышей вдруг послышались крики:

– Эй! Эй! Помогите! Эй…

Ерш живо вскочил на ноги:

– Кажись, тонет кто-то?

– Голос-то тоненький… – согласно кивнул силач. – А ну-ка, подмогнем!

Оба со всех ног бросились к реке…

Примерно на середине, ближе к противоположному крутому берегу, поросшему густыми кустами вербы, кто-то плескался… Тонул! Вернее – тонула…

– Кажись, девка, Ерш…

Не так-то и глубоко было – Лосенкову Колбяте по грудь всего, лишь кое-где – по шею. Но это – Колбяте… Деве же глубины вполне хватало, чтоб утонуть!

– Руку, руку давай… Оп! Ага-а…

Ухватив девчонку за руку, Колбята рывком вытащил ее на мель, подхватил… понес… Рядом суетился-причитал Ерш:

– Ой, дева-девчоночка! Что ж тя на стремнину-то понесло?

Спасенная ничего не отвечала, дрожала да плакала… И лишь не берегу, похлебав ушицы, пришла в себя.

– Спаси вас Господь, дядечки! Я одежку сниму – посушить?

– Снимай, снимай… На вот, укройся холстиной…

Девчонка быстро сняла вымокшую напрочь запону, стянула рубаху. Развесила одежонку на сучьях росшей рядом кривоватой сосны, завернулась в холстину… Заулыбалась даже – довольная:

– Я ж, дядечки, не знала, что там стремнина. Думала – брод.

– Брод, он чуть пониже…

– Вот! А я ж не знала, да. Без вас и утопла бы… А вы в Ратное?

– Туда…

– И я – туда. Там церковь, говорят, хорошая… И священник.

– Так ты, дева…

– Паломница я. Из-под Пинска… Дядечки! А вы о Ратном расскажете? А то я там первый раз буду…

Ерш все косил глаза – понравилась девка! Ну да – тощевата. Вон, ключицы торчат. Волосы мокрые, светлые, однако же кожа смуглая, или лучше сказать – загорелая. Узкое лицо, впалые щеки, длинный тонкий нос, большие светло-серые очи. А ресницы какие! Пушистые, длинные… Да и не слишком она юна… лет, может, тринадцать – двадцать… поди их, дев молодых, разбери. Хотя… коли двадцать – так давно б уже замужем была да детей нарожала… С другой стороны – паломница… Может, в монашки хочет податься? А зачем такой красуле в монашки?