Чужие здесь не ходят

Собираясь, сотник ненадолго задумался – сам-то он сейчас возглавит поиски лично, проверит все урочища, капища… А вот кому бы поручить выявить подозрительных здесь, в Ратном?

Черт возьми… Так есть же такой человек! Тот умный и хваткий колченогий мужичок с покоса… Как его? Зевота Хромец! Гюряты Собакина, своеземца, обельный холоп… Ну, с Гюрятой договоримся…

Заехать! По пути – заехать.

Усадьба Собакиных располагалась на южной окраине Ратного, на самой околице. Едва сотник подъехал к воротам, как за оградою вскинулись, загремели цепями псы. Залаяли люто и злобно, на радость хозяину-куркулю… Что поделать, Средневековье – время неприветливое, даже к своим. Повсюду заборы, ворота, псы…

– Кого черт принес? – высунувшись из приоткрывшейся калиточки, нелюбезно осведомился сторож – угрюмого вида мужик с рыжеватой взлохмаченной бородою.

Правда, воротник тут же узнал Мишу, поклонился:

– Ой, господине… Посейчас… посейчас собачек-то приберу…

– Мне б с хозяином твоим потолковать, – хмыкнув, сквозь зубы процедил сотник.

– А нету хозяина! – слуга снова поклонился, тщетно пытаясь обрести благообразие или хотя бы видимость такового. – Засветло ишо на мельницу уехавши. Севечер будет.

– Добро, – покладисто кивнув, Михайла снова напустил на себя властный вид, как и подобало владетельному господину. Именно так и надлежало говорить с чужими слугами – и никак иначе. Иначе не поняли бы – ни слуги, ни все иные прочие. – Загляну на днях.

Поворотив коня, сотник махнул рукой своим – поехали. Отрядец у Миши нынче был небольшой, но справный: полдюжины ратников во главе с рыжим Велькой да две бой-девицы – Добровоя и Лана. Все в кольчужках, ратник – с длинным червленым щитом. Такого типа щиты – миндалевидные, закрывающие от стрел и копий почти всего воина целиком – именовались «ромейскими». Вполне эффективны, зато тяжеловаты и не очень удобны в неумелых руках. Потому сотник и приказал их взять – пусть юные воины тренируются. Так-то парни все преизрядны: четверо старослужащих – впереди на кауром коньке Регота Сивков, важно поглаживающий едва пробивающуюся бородку, сразу за ним – непоседа Глузд – и жеребчик ему достался столь же непоседливый, резвый… Дальше – конь о конь – двое приятелей-хитрованов – узколицый дылда Федул да жилистый и плечистый Мекша. Ехали – переглядывались, посмеивались тихонько… Вот девок на лугу увидали – приосанились… Впрочем, не только они. Глузд даже придержал коня, обернулся, глянул просительно на Михайлу – не прикажет ли господин сотник затянуть песню?

Господин сотник не приказал – некогда, наоборот, велел ход прибавить. Все разом пришпорили лошадей, и половчанка Лана та-ак взглянула на Глузда степными своими глазищами, что… лучше б и не смотрела вовсе! Смутила парня совсем, чертова девка!

Обе девушки – Лана и Войша – тоже были в ладно сидящих кольчужках, украшенных пущенной по рукавам и подолу золотой проволокой – не одни Мекша с Федулом такие модники были! Ну, девам простительно – на то они и девы, чтобы всегда о красоте думать.

Оставшиеся на лугу девчонки – юные прелестницы в васильковых да ромашковых венках – проводили парней восхищенными взглядами и разом вздохнули. Еще бы – кольчужки-то как сверкали! Больно глазам… Жаль, воины так быстро уехали… Впрочем, не все – оставшиеся в арьергарде первогодки – Доброгаст и Кирьян – все ж придержали коней, помахали девчонкам.

Те обрадовались, засмеялись, кто-то грабли с плеч сбросил… На сенокос, верно, шли девы, просто так в те времена по лугам никто не шлялся, все – с делом.

– Лана, – нагнала половчанку Войша. – Из лука подучишь меня бить?

Степнянка прищурилась:

– А ты меня – ногами биться!

– Ну, ясен пень – научу, – рассмеялась Добровоя. – Прям как на привал встанем.

– Договорились…

– И вот еще… – подъехав к подружке еще ближе, Войша понизила голос и даже чуть покраснела. – Ты это… говорят, как мужчин ублажать – много чего ведаешь… Прости, если что не так спросила.

– Все так – ведаю, – ничуть не обиделась Лана. – Конечно, расскажу…

Улыбнулась, сморгнув пышными загнутыми ресницами… вот только улыбка вышла какой-то грустной…

– Не везет мне на парней, – степная красотка вздохнула и потрепала лошадь по гриве. – А с тебя Ермил-десятник глаз не сводит. Я давно приметила.

– Ну уж… – Войша еще больше покраснела, щеки ее сделались пунцовыми… хотя видно было – разговор этот ей приятен. – А на тебе Глузд скоро дырку протрет!

– Этот мелкий – шило в заднице? – язвительно расхохоталась Лана. – Хх-а! Да пусть протирает. Мне-то что?

И снова смех вышел грустным. Добровоя, девушка умная, быстро смекнула – что к чему. Лана-то – рабыня! Ныне – в рядовичах, а что там потом – ведают один Бог и господин сотник. Половчанка – девушка не свободная, зависимая… таким же и муж ее будет, коли замуж ее возьмет. А в кабалу холопскую лезть – оно кому надо? Для таких, как Лана, чужеземных рабынь, иное название имелось – не просто холопка – челядинка, «чужая», «не наша». И отношение к таким хуже, чем к простым холопам!

– Зря ты так, Лана… Глузд – парень неплохой. Сотник его хвалит.