Чужих не жалко

– Ладно, поверю, – усмехнулся Влад. – А у меня для тебя сюрприз.

– Хороший, надеюсь?

– Это сам решишь. Есть такая девушка, Машенька Пешкина. Слыхал про такую?

– Мелькала фамилия.

– У нее, конечно, подписчиков не как у тебя, но тоже немало. Известный блогер. Она иногда с почтенными агентствами сотрудничает.

– Влад, не тяни, – попросил Иван.

– Машка хочет с тобой встретиться.

– Зачем?

– Она подружка Бережковой. Уверяет, что близкая.

– Спасибо, Влад, – искренне поблагодарил Иван. – Сбрось мне ее телефон.

В том, что Машенька Пешкина является для него сюрпризом, Иван сомневался. Сомневался и в том, что блогерша Машенька была близкой подружкой Бережковой. Скорее всего, сама хочет что-нибудь выяснить.

Но поговорить с ней стоило, и он набрал номер, который эсэмэской прислал Влад.

* * *

Жить так словно с Егором ничего не произошло, и получалось, и нет.

Получалось, потому что рядом с Марком Стасе было так же хорошо, как и раньше, до того, как Ира ей позвонила и рыдала в трубку. Марк был прежним, веселым и смешливым, и Стася знала, что он ее очень любит.

А не получалось, потому что все портила еле заметная мысль, что счастье это не настоящее, ущербное, и полным оно станет, только когда убийца Егора будет найден, и им окажется чужой, посторонний, незнакомый человек.

Стася старалась отогнать нехорошую мысль. Иногда это удавалось, иногда нет.

Сегодня нехорошая мысль особенно мешала, и Стася позвонила Соне, едва проводив Марка.

Подруга ничем не порадовала. Сказала, что Иван справлялся у знакомых оперов, как идет расследование. Никто по подозрению в убийстве пока не задержан. Скорее всего, его и не было, подозреваемого.

Сам Иван тоже пытался вычислить убийцу, но Соня отчего-то к его попыткам относилась скептически.

– Скорее бы нашли убийцу, – помечтала Стася. – Мне эта неясность мешает жить.

– Понимаю, – посочувствовала Соня.

«Едва ли», – чуть не ответила ей Стася. Она сама себя не понимала.

Стася включила компьютер, постояла около него и решительно выключила. Быстро оделась и опять поехала в бывшую Егорову квартиру.

На улице было пасмурно, и в квартире царил полумрак, но она не стала включать свет. Прошлась по комнатам, постояла у окна в кухне.

– Я на тебя долго злилась, – тихо сказала вслух Стася.

Наверное, у нее приступ шизофрении.

– Ты передо мной очень виноват, но я тебя простила.

У нее точно приступ шизофрении. От произнесенных слов стало легче.

Она заглянула в комнату, которую Егор после того, как она отсюда ушла, превратил в студию. При Стасе он в квартире старался не работать, не хотел, чтобы она дышала красками и растворителем.

А вот стол был завален так же, как при ней. У Егора было патологическое умение устраивать беспорядок.

Странно, но это когда-то ей в нем даже нравилось. Она ворчала и старалась сложить его рисунки стопкой, а Егор снисходительно на это посматривал.

Ей тогда все в нем нравилось.

Марк беспорядка не выносит и складывает аккуратной стопкой брошенные Стасей принтерные листы. То есть листы Стася не бросала, просто она их складывала не так аккуратно, как нравилось Марку. Когда он проделал это в первый раз, Стася отметила, что он напоминает ей ее саму. Ту Стасю, которая когда-то любила Егора.

Ужасно захотелось позвонить мужу. Жаль, что Марк не отвечает на звонки, когда ведет прием больных.

Она отошла от двери. В другой комнате, которая, собственно, и была жилой, на столе тоже валялись листы бумаги. Стол был обеденный, иногда Стася устраивала здесь торжественный ужин и зажигала свечи. Егор обычно при этом посмеивался, а Стасе ужинать при свечах нравилось.

Она быстро подошла к столу, сложила бумаги стопкой. Рисунков на них не было, на каждом листе корявым Егоровым почерком было написано по нескольку слов. Так он делал себе памятки.

Стася когда-то ворчала и уговаривала его завести ежедневник. Однажды она даже купила ему его, но Егор упорно использовал для записей первые попавшие под руку листы.

Смотреть на написанные Егором буквы было больно. Удивительно, но почерк у Егора был ужасный, буквы кривые, а строчки неровные.

На одном листе было написано «30 мама». То ли Егор должен был тридцатого числа неизвестного месяца поехать к матери, то ли о чем-то ей напомнить.

У Стаси тоскливо сжалось сердце.

Еще на одном листе был жирный крест в виде буквы «ха» и имя «Лилиана» рядом с крестом.

Женщине по имени Лилиана Егор собирался отказать.

Желающим заказать портрет он никогда не отказывал сразу. Делал несколько фотографий, потом какое-то время их разглядывал. Стася так и не поняла, по какому принципу Егор решает, станет ли он писать претендента, или откажется.

– Стерва, – морщился Егор, рассматривая фотографию потенциальной заказчицы. – Ну ее к черту, не буду с ней работать.

Стася заглядывала ему через плечо и никакой особой стервозности во внешности женщины на фотографии не находила.

– Стерва! – с удовольствием глядя на очередное фото, смеялся Егор. – Напишу. Должно неплохо получиться.

– Так ты любишь стерв или не любишь? – смеялась Стася.

– Я люблю тебя.

Стася постучала листками по столу, выравнивая края, и отнесла стопку в соседнюю комнату.