В краеведческом издании, подготовленном А. А. Денисовой, о восстании пишется очень кратко и с односторонних позиций: «Только за первый месяц восстания тюменские большевики потеряли около 2000 человек — погибли почти все продработники и милиционеры, попавшие в руки восставших. Арестованных били нагайками, кололи штыками, морозили и опускали в прорубь. Жестокость восставших вызывала ответную ярость при подавлении восстания»[520]
. В книге А. Везель события 1921 года освещаются также с привычных для советского времени позиций:Но спустя шесть лет, в 2014 году, Л. А. Александрович в юбилейном издании к 90-летию Абатского района по-другому показывает исторический контекст восстания. Ссылаясь на документы, автор демонстрирует, как неорганизованное движение крестьян против продразверстки принимало форму вооруженного восстания, которое отличалось невиданной жестокостью как со стороны повстанцев, так и со стороны красноармейцев и бойцов соединений, подавлявших это восстание[523]
.Уже в 2010‐х годах, помимо публикаций краеведов и местных журналистов, на страницах районной прессы появляются аналитические материалы историков, профессиональных исследователей событий 1920‐х годов (к примеру, О. А. Винокурова, А. А. Петрушина и др.). Так, в 2014–2017 годах в «Армизонском вестнике» была опубликована книга О. А. Винокурова «Забытые сражения: Гражданская война в Армизонском районе»[524]
.Итак, можно подчеркнуть две важные черты описаний событий восстания и его подавления в местных СМИ и краеведческой литературе. Во-первых, заметки и издания о крестьянском восстании отчетливо привязаны к юбилеям (революции, образования районов), это своеобразные «волны» интереса. Во-вторых, со второй половины 1990‐х годов в местной публицистике менялась риторика обсуждения трагических событий. Изменения эти были направлены в сторону большего идеологического баланса и беспристрастности ко всем сторонам конфликта и носили при этом очень постепенный характер. По сути, установки и формы описания восстания в духе позднесоветских категорий во многом воспроизводились на протяжении двух десятилетий после прекращения существования СССР. Важно отметить, что в процессе этого сдвига в рассматриваемых районах не возникло заметного корпуса текстов с однозначным одобрением восставших — речь идет именно о попытке «сбалансированной» позиции. В местном сообществе нет однозначной позиции в оценке участников восстания — «героев», «жертв» и «палачей» — и в характеристике событий 1920‐х годов. Подобная ситуация отмечается и в Тамбовской области, где был еще один крупный центр крестьянского восстания. О. В. Головашина отмечает, что в тамбовских дискуссиях по поводу отношения к восстанию и о восприятии разных сторон, участвовавших в восстании, пока достигнут компромисс, представляющий собой только паузу в борьбе за память, как символический ресурс, важный для протестов против власти и их погашения[525]
.