Чужими руками

Не доезжая до дома, останавливаюсь на смотровой площадке. Смотрю сверху на дом. Еще день или два – и я уеду отсюда навсегда. Одна или с Суперменом? Вижу, что он бродит по склону со штативом на плече. Надо поторопиться! Появиться в доме до того, как он вернется. Беспрепятственно уничтожить купленный у Вениамина Аркадьевича компромат и припрятать денежки.

Вернувшись, первым делом выбегаю на веранду. И вижу, что Супермен шагает к дому. Надо поторопиться.

Бегу в гостиную. Шарю взглядом по грудам мусора и стройматериалов. Где же они? Вот! Топор и молоток! То, что мне нужно! Кладу флешку на топор и со всей дури бью по ней молотком. Та отлетает в сторону. От удара она только немного сплющилась. Снова бью молотком что есть сил. Потом еще раз. Еще. И только тут спохватываюсь: что я, дура, наделала! Я же не посмотрела записи! Как теперь узнать, кто убил Лизку. Я? Или не я? Как теперь понять, почему я вижу эту картину: ванная, занавеска, фен на полочке со свисающим вниз шнуром и моя рука, что тянется к нему. С грустью смотрю на то, что осталось от флешки.

За этим занятием не замечаю, как в комнате появляется Супермен. На плече штатив. На другом висит фотоаппарат.

– Ты что тут делаешь?

– Да так… Зашла просто!

– Я слышал, ты тут чем-то стучала…

– Флешка вон накрылась. Расколотила ее, чтобы никакой умелец не смог восстановить.

– А что на ней было?

– Так… Пустяки…

Знал бы ты, что обломки, на которые ты смотришь, стоят сто тысяч евро!

Супермен ставит к стене штатив, осторожно снимает с плеча фотоаппарат. Плюхается в кресло напротив меня.

– Как успехи? – спрашиваю.

– Какие могут быть успехи? – грустно отвечает Семен. – Что можно снять в этой дыре?

– Ну, знаешь, это только плохому танцору всегда что-то мешает. А настоящий гений найдет сюжет где угодно. Анри Брессон снимал шедевры, не выходя из дома.

– Кто это? – нахмурился Супермен.

– Был такой мастер. Считается одним из лучших фотографов всех времен. Тебе, вообще-то, не мешало бы знать историю фотографии. И тех, кто вошел в нее.

– Зачем? – пожал плечами Супермен. – Ничей опыт не может меня чему-то научить.

– Разве тебе не интересно, как творили и чего достигли признанные мастера?

– Нет. Это может вызвать только зависть. Или неприязнь. Отторжение. В зависимости от качества работы. Не факт, что общепризнанный автор – это обязательно гений.

– Но, чтобы знать это, надо хотя бы познакомиться с его работами.

– Прежде всего ремесленникам от фотографии. Тем, кто мнит себя фотографом. Или очень хочет им стать. При этом одни сознают, что самое большее, чего они достигнут, – это научатся копировать чужой опыт. Но их это устраивает, ведь нередко этого достаточно, чтобы зарабатывать деньги. Другие же наивно надеются, что чужой опыт сделает их мастерами. Но я не настолько наивен. Никто меня ничему не научит.

– Так ты всезнайка!

Супермен смотрит на меня с откровенной жалостью. Как на обреченного.

– Пойми: на художника невозможно выучиться! – медленно говорит он. – Композитор должен знать только нотную грамоту, чтобы записать мелодии, которые звучат в его голове. Поэт или писатель должен мало-мальски знать орфографию, чтобы зафиксировать рождающиеся сюжеты. А настоящему фотографу нужны только фотоаппарат, глаза, чтобы видеть, и руки, чтобы нажимать кнопку. Есть еще обработка негативов и снимков. Способность видеть сюжет дана художнику от природы. Ему остается только реализовать заложенный в него дар.

Не могу скрыть своего изумления. У моего Супермена, оказывается, есть собственное представление о философии гениальности. Столько лет с ним живу, и не знала! Даже не догадывалась!

– Очень интересно! А что ты скажешь о музыкантах-исполнителях? Об артистах? Есть среди них гениальные? Или все они тоже ремесленники?

– Гений – это творец! Не все, кто что-то написал, гении. Что касается актеров… Что творит артист, читающий чужие тексты? Или показывающий эмоции героя, которые расписаны гениальным автором? Ничего!

– Он создает образ… – пытаюсь вставить я, но Супермен меня обрывает:

– Чушь! Он ничего не создает! Все создано воображением автора. Актер всего лишь выполняет его инструкции, записанные в тексте произведения. С нужным выражением читает тексты и усиливает их восприятие визуализацией эмоций. Да, это нелегко. Да, это не каждому дано. Надо иметь определенные способности. Но это не творчество! И уж тем более – не гениальность!

– А музыкант-исполнитель?

– То же самое! Только в отличие от актеров музыканту надо в совершенстве владеть техникой воспроизведения того, что написал композитор. Это намного сложнее, чем ахать или охать, плакать или смеяться на сцене. Изображать любовь или ненависть, страх или отвагу. Ну и так далее. Но это – не творчество. Это такое же ремесло, как… замена прокладки в унитазе. Этому можно научиться.

– Ты хочешь сказать, что гениальным исполнителем может стать каждый? Стоит только пожелать?