— Вот ты. Вроде ведь неглупый. Так какого рожна на дракона охотиться пошел?
— Это тебя не касается.
— Да ладно тебе. Ответь, а то ведь я сейчас версии выдвигать начну. Хуже будет.
— Слушай, ты молчать вообще умеешь? — разозлился гендевец. — Разговорчивый ты наш! Если нечем рот занять…
— Версия номер один. «Романтичная».
— Отвяжись, я сказал!
— У-у-у… Какие мы сердитые! Ну так вот. Жила-была красотка. И полюбилась она одному конкретно взятому герцогу. Однако девушка решила, что тот для нее не слишком красив, самовлюблен, самоуверен и вообще хам…
— Что значит «не слишком красив»?! — со смесью ужаса и гнева возопил Ральдерик, поспешно роясь в карманах в поисках зеркальца.
— Ну хорошо. Если тебя это так беспокоит, пусть будет «слишком красив». Доволен?
— Вполне, — разом успокоился вельможа.
— А остальные эпитеты тебя не волнуют? — с нездоровым любопытством поинтересовался вошедший в раж иролец.
— Еще как волнуют. Но фамильная честность и гордость не позволяют мне соврать, что они совсем лишены зерен истины…
— Хорошо. Тогда продолжаю. И сказала девушка этому герцогу: «Слушай, дорогуша. Ты мне, конечно, не безобразен…» Ральдерик, что за выражение лица? Что за взгляд? Не отвлекай меня. «Не могу сказать, что ты мне безобразен, однако, боюсь, папа не одобрит нашего брака, ибо какой толк от мужа, который все время проводит напротив зеркала? Вот если бы ты совершил подвиг (убил дракона, к примеру, того самого, который слопал уже неизвестно сколько принцев и прочих фанатиков), тогда совсем другое дело». И вскочил тот герцог на коня верного, и оставил он мозг дома в родовом замке. Потому что, если б не выгрузил он его за ненадобностью, то понял бы, что красотка просто не знает, как от него отделаться. Причем насовсем. Или на худой конец надеется, что ему дракон как минимум лицо попортит, и ей будет не так обидно стоять с ним рядом и комплексовать по поводу собственной внешности.
— Мне показалось, или в этом поистине трагичном рассказе было много автобиографичного? — в ответ уколол кузнеца Ральдерик. — Ты не угадал.
— Хорошо, тогда версия вторая. «Сердобольная».
— Ну, давай, я весь в предвкушении.
— Жил был один конкретно взятый герцог…
— Слушай, ты не можешь придумать какую-нибудь другую формулировку? От этого твоего «конкретно взятого герцога» меня уже тошнит.
— Хорошо. Жил был один ты. И был у тебя престарелый дедушка. Не было у тебя ни братьев, ни сестер, а родители твои умерли от страшного недуга, когда ты был совсем маленьким. Вообще никого не было, кроме этого престарелого дедушки (который, кстати, тебе родным не приходился, но ты об этом не знал и любил его, как всю семью, вместе взятую). И вот ты вырос до нынешнего состояния. Совсем состарился твой дедушка, приготовился оставить этот грешный мир ради сомнительных перспектив загробного. Долго и безутешно рыдал ты над его смертным одром, заранее горюя о своей трагичной судьбе никому не нужного сиротинушки. А потом в одну грозовую ночь в двери замка постучала уродливая старуха в черном плаще с капюшоном. И поведала она тайну великую (после того как на халяву сожрала кучу дорогостоящих продуктов, выпила половину марочного вина из герцогских подвалов, прихватила все ценности, которые «плохо лежали», и выспалась на шелковых простынях с… ладно, мысль дальше продолжать не буду, а то ты обидишься). Что может спасти старца твоего драгоценного от смерти верной и лютой лишь желчь убитого любящей внучачьей рукой дракона, смешанная с кровью двадцати девственниц не старше шестидесяти лет. По три чайной ложки после еды четыре раза в день. И вскочил ты на коня верного… Дальше ты знаешь.
— Знаешь, я поражен.
— Угадал что ли? — обрадовался Гудрон.
— Нет. Не угадал! Я просто поражен, и все тут. У тебя в роду сказочников не было? Ты подумай о смене профессии. С таким воображением нужно либо книжки писать, либо серьезно лечиться кровопусканием с полнейшим запретом на дальнейшее употребление мухоморов.
— Ну что, хочешь услышать третью версию?
— Нет.
— А то давай?
— Я сказал «НЕТ!»
— Хорошо. Тогда твоя очередь. Не хочешь придумывать, расскажи правду.
— Я, кажется, понял.
— Что ты понял?
— Твою принцессу не похитили. Она сама от тебя сбежала, а все ваше королевство ей искренне сочувствует и всячески покрывает.
— Не смешно.
Какое-то время они даже шли молча. Если быть точнее, Гудрон обиделся и твердо решил, что он теперь слова не скажет, разве что спутник будет на коленях его умолять. Спустя примерно час он как следует все обдумал и постановил, что заговорит, но только в том случае, если разговор начнет Ральдерик. А сам он будет гордо идти молча и созерцать окрестности. Да, именно так. Однако дворянин поднимать беседу не торопился и, казалось, упивался образовавшейся тишиной.