Чужое место

И, наконец, пришло письмо от самого Георгия. В нем брат довольно тактично, чего я от него совсем не ожидал, извинялся за то, что пошел на поводу своих чувств и не смог противостоять обаянию Марины. Потом сообщал, что у них все хорошо, но он не может позволить себе быть приживалкой при жене, ибо отлично понимает, кому на самом деле неофициально платится великокняжеское содержание. Поэтому он решил сначала обучиться полетам у герра Отто Лилиенталя, а потом организовать свою летную школу с мастерскими при ней. И, значит, просит со вниманием отнестись к просьбе Лилиенталя о поставке нескольких русских моторов.

Отто в свое время не зря полгода проторчал в Залесье. Он не только научился летать, но и полностью прочувствовал аэродинамику дельтаплана. Настолько, что по возвращении в Германию смог модернизировать мой образец. Причем, что интересно, в сторону упрощения.

Так как моторы тогда производились только у меня и я их никому не продавал, ибо самому не хватало, Лилиенталь додумался до канонической конструкции дельтаплана. Такого, у которого нет ни двигателя, ни тележки, а пилот висит на ремнях, держась за планку трапеции. Построил несколько штук таких, набрал учеников и летал с холмов около Потсдама.

Потом немцы все же как-то освоили производство двигателей по моей лицензии, и Лилиенталь, которому покровительствовал лично кайзер, получил первые моторы. Но в этом-то и крылась засада.

На моем производстве нормальным получался каждый третий двигатель. То есть в среднем из трех один почти наверняка имел явный брак, а один – скрытый. И если явный обнаруживался сразу, то со скрытым так легко не получалось. Его идентификация была процессом на грани шаманства.

Попробуйте-ка сквозь рев выхлопа движка и звон поршневых колец расслышать еле заметное «вж-вж» слегка перекошенных коренных подшипников! Причем это можно сделать только в самом начале обкатки, а потом вжиканье пропадет. И движок пройдет все сдаточные испытания, вот только ресурс его будет не тридцать часов, как записано в документации, а от силы десять. И, главное, никак нельзя сказать заранее, в какой именно из этих десяти он встанет. Ладно, если бы скрытые неисправности были только в коренных подшипниках… но увы. В моторе, при всей его примитивности, было вполне достаточно мест, где что-то могло работать почти штатно, но все-таки не совсем.

Я смог подготовить двух инженеров-испытателей, которые были способны находить скрытые дефекты, а немцы – пока нет. У них практически отсутствовал явный брак, но скрытого было, пожалуй, уж всяко не меньше, чем у меня, вот только определять его никто не мог. И, значит, у Лилиенталя на три новых дельтаплана – с тележкой, мотором и вертикальным хвостовым оперением – случились уже четыре аварийные посадки и одна катастрофа, после которой пилот на всю жизнь остался инвалидом.

А теперь Георгий хотел учиться летать, но просил у меня русские двигатели для немецких дельтапланов. И в самом конце письма сообщил, что его жена просит о том же.

Вот ведь зараза, подумал я. Не «Марина», а «моя дорогая жена»! Даже тут не упустил случая поддеть. И почему она ничего не написала своей рукой, доверив пересказ своей просьбы Георгию?

Но сердиться на Марину я просто не мог. Против воли я вдруг ясно представил ее такой, какой она была на одном из последних свиданий, и аж зажмурился. Потом открыл глаза, и тут…

И тут в кабинет зашла Рита. Кажется, она хотела что-то срочно выяснить или сообщить, но, увидев меня, только широко раскрыла глаза и пискнула:

– Алик, что с тобой?

Я попытался было придумать, что бы такое получше соврать, но махнул рукой. Во-первых, врать жене у меня пока получается плохо. А во-вторых, зачем? Все уже прошло, вот только иногда это прошлое о себе напоминает.

Рита прочитала письмо очень внимательно, даже чуть ли не обнюхала его. После чего спросила:

– Его жена – это та самая, единственная, которую ты любил?

– Вообще-то я сейчас тебя люблю.

– Знаю. Но не так, как ее. Наверное, это к счастью, что я тебе не заслоняю весь мир, как когда-то она. Я про нее что-то слышала, что-то разузнала сама, но только сейчас поняла, кто это. Та черноволосая сероглазая девушка, что в самый первый раз помогала Людмиле меня причесывать. Так?

– Да, только у нее глаза не совсем серые, а скорее зеленые. И как ты догадалась?

– Зеленые? Да, возможно. А догадалась я очень просто – это письмо пахнет ее духами. Не знаю, какими именно, но теми самыми, какие она использовала тогда. Похоже, и ты их вспомнил, только не смог этого понять, поэтому на тебя и произвело такое впечатление письмо брата.

А ведь она права, подумал я, именно поэтому мне Марина и померещилась.

– Мне кажется, – заметила супруга, – что ты пока разбираешься в моторах все-таки лучше своих инженеров. И, наверное, именно тебе следует отобрать те несколько штук, которые ты отошлешь Лилиенталю.