Чужое небо (СИ)

Не без усилий, но Баки смог смирить себя и позволить бесконечно обходительным эскулапам Ваканды делать все необходимое. Баки старался быть вежливым и даже улыбался, выражая мнимую благодарность за действия, которые на самом деле заставляли волосы на всем его теле шевелиться. Ровно как и все они – медики – облаченные в белое, с набившей оскомину дежурной улыбкой, дежурными фразами, до автоматизма заученными действиями. Для него все они были демонами, больничные стены – разверзшимся Адом, писк аппаратуры – жесточайшим орудием пытки.

Баки не нравилась роль скрывающегося от всего мира убийцы, но куда сильнее ему не нравилась роль психически больного убийцы, которому вместо тюремной камеры законом полагалась психушка. И это были все его возможные ходы, все открывающиеся перед ним перспективы, если не принять за вариант и дальше слепо полагаться на милость правителя Ваканды, давшего ему убежище.

Хотел ли Баки назад свое имя? Хотел ли право на жизнь, положенное каждому человеку? Хотел бы выходить на улицы родного Бруклина, запрокинув голову и глядя на небо, а не затравленно вокруг себя из-под козырька вечной бейсболки: «А не смотрит ли кто-то слишком подозрительно? А не узнали ли меня? А нет ли на хвосте копов или, того хуже, гидровских ищеек?»

Конечно, Баки этого хотел, хотел до слез, которым никогда не позволит пролиться. Но он не верил, что это все еще возможно. Его швыряли лицом в грязь и забивали до смерти слишком часто, чтобы, в конце концов, уничтожить в нем любое другое умение бороться за жизнь, кроме продиктованного инстинктами животного желания выжить – биологически, без каких-либо высших мотиваций.

Остаток тех суток прошел как в тумане, о них у Баки сохранилась лишь зыбкая телесная память крепких объятий, в которых он прятался, словно ребенок, которому страшно.

А после им рассказали о нововведениях в процедуре криостаза, обусловленных подключением к системам голографического интерфейса, на трезвую пока еще голову дали почитать документы, совершенно, на взгляд Баки, бесполезные, в которых говорилось о неразглашении всеми привлеченными к делу лицами получаемой в ходе расследования (Баки про себя исправил «в ходе просмотра в режиме реального присутствия чужой жизни») информации, о профессиональной врачебной и юридической тайне и многом прочем, что Баки предпочел за ненадобностью опустить. Когда с бюрократией и премедикацией было покончено, их заморозили. На этот раз обоих, насчет чего Баки, конечно, пытался возражать, но кто считался с его мнением?

Обещанные нововведения проявили себя во всей красе лишь в момент очередного пробуждения, спустя девять месяцев от заморозки, с июня 2016-го по апрель 2017-го. Был ли всему виной факт программирования, к истокам которого Баки вынужден был вернуться, сопутствующие ему воскресшие события 45-го или ядерный коктейль медикаментов, насквозь пропитавший его вены, но возврат в мир живых вышел для него ужасным по своей сути и настолько растянутым во времени, как не был еще никогда.

Тело отчаянно сопротивлялось, разум бунтовал, отказываясь принимать на веру простой факт, что в этот раз электричества не будет, что бесконечный поток болезненных воспоминаний ничто не прервет, что с этим ему придется смириться и продолжить жить. Что однажды ему придется проснуться и стойко встретить реальность такой, какой она была.

Но стоило Баки отойти от наркоты и отлежаться, ему слишком быстро надоело сидеть в четырех стенах, апатично хлебать жидкую пищу и лениво поигрывать в руке эспандером.

Ноги держали плохо, а равновесие подводило лишь первые метров двести.

- Не то, не то… - критично бормотал на грани слышимости Баки, и его хриплый с отвычки голос по мере повторения одной и той же фразы креп. Крепло и росло где-то в его груди разочарование. – Все не то. Слишком много личного, – его рука замерла над сенсорной панелью, движение кадров на экране послушно замедлилось до смешанного цветного пятна. – Слишком!

- Воспоминания нелегко фильтровать, - словно стараясь сгладить момент, затараторил под руку молодой техник, с сильным акцентом, но вполне разборчиво. – Я сейчас попытаюсь проще все объяснить, хорошо? – темнокожий парень выглядел неуверенно, даже испугано, и Баки сходу невольно принял это на свой счет, скосив виноватый взгляд на Т’Чаллу и для верности на пару шагов отступив, будто и впрямь сделал что-то запрещенное.

К его руке прикоснулись, словно разубеждая – в чувстве опасности ли, или в пугающем чувстве собственной нестабильности – Баки предпочел не разбираться, он просто был благодарен, спиной ощущая поддержку и близкое присутствие.

Приободренный кивком Т‘Чаллы техник, меж тем, продолжил: