Чужое небо (СИ)

Баки или Солдат… Кто бы из них ни вышел из-под наркоза первым, это не должно было произойти в реанимации, в окружении немилосердно пищащей аппаратуры. Ни Баки, ни уж тем более Солдат, не должны были застать рядом с собой никого постороннего.

Медики, привыкшие к незыблемому соблюдению ряда правил, пытались возражать, но не так чтобы очень сильно.

- Вы уверены?..

- Я справлюсь, - она кивнула и, лишь из вежливости выждав секунду, закрыла дверь за темнокожим хирургом с проседью в курчавых волосах. Не реанимации, не палаты интенсивной терапии, а дверь их общей на двоих комнаты в жилом секторе, и оглянулась на совершенно обычную двуспальную кровать, у которой прямо сейчас из необычных предметов возвышалась только капельная стойка. Освобожденный ото всех приборов, Баки лежал на подушках, его грудь едва заметно поднималась и опускалась в такт самостоятельному неглубокому дыханию.

«Всегда справлялась», - подумала она про себя, мимо воли снова окунаясь в де жа вю.

Тогда, в 45-ом, она тоже была одна. Тогда еще слабая, без сыворотки в венах, она выставляла охрану за порог и проводила бессонные ночи один на один с агонизирующей в судорогах грудой мышц.

Она выдержала тогда, выдержит и сейчас. Обезумевшего от страха перед грядущим наркозным бредом Баки или буйствующего Солдата… Она примет любого. И ни к одному из них не подпустит чужака.

Новая рука, до плеча прикрытая одеялом, отливала бликами в тусклом свете. Лишенная подвижности, пока в той же мере безжизненная, как и кусок обычного железа, она уже формировала идеальный контур бицепса взамен обрывающейся пустотой культи. Новая рука, сулящая бессонные ночи и ряд пустеющих с рекордной скоростью баночек с анальгетиками на прикроватной тумбочке. Она определённо стоила кошмара, через который оба они проходили и который еще не закончился.

Баки стоил того, чтобы снова стать целым, а с его внутренними противоречиями и разрушительной силой новой руки она его обязательно примирит.

Безымянный, до полусмерти запытанный солдат из ее воспоминаний боялся подать знак, что проснулся. Джеймс из настоящего, не открывая глаз, выстонал, более чем ожидаемо, сначала имя капитана, а следом же – ее имя. То самое, на которое она поклялась себе никогда не отзываться.

- Эсма… - слетело с меловых губ на выдохе, и у нее не осталось иного выбора, кроме как послушно податься к дрогнувшей руке.

- Я здесь, любимый. Я здесь, Баки. Это я…

«Это я. Это не ГИДРА. Ты не у них. Ты не с ними сейчас, ты со мной. Ты Джеймс, сержант из 107-го…»

- Ты со мной, Баки. Баки… - медленными, ласкающе-успокаивающими движениями она огладила его лоб, но остановилась, боясь прикосновениями к голове вызвать неверные ассоциации, и вернула руку к его руке, осторожно, но ощутимо сжав. – Баки. Ты Баки… - она снова и снова звала его по имени, зная, что именно это ему сейчас необходимо, именно это он хотел бы услышать, именно с этого он каждый раз начинал свое утро. – Ты Баки Барнс. Ты родился 10-го марта…

Баки не было рядом, когда он был ей нужен, рядом были только чужие лица, которым абсолютно незаслуженно, но от этого не менее сильно хотелось всадить иглу катетера в глаз и попередушить всех по очереди той самой трубкой от капельницы, которая торчала из ее руки. Когда она пришла в себя после операции, Баки спал в криокапсуле. Он не звал ее по имени, не ждал ее пробуждения, он мерз в криогене. Слава богу, он не видел, как ее поврежденный и заново восстановленный сывороткой мозг заново учили ощущать пространство, держать голову, жевать и глотать, сидеть и ходить. Этого Баки не видел и никогда не должен об этом узнать. Так или иначе, это в прошлом, а сейчас она здесь для него. Она с ним, также, как в адском 45-ом.

- Я здесь, Баки. Это я. Не ГИДРА…

Этой ночью Вселенная в очередной раз сыграла с ними злую шутку. Специально для них двоих в пределах одной жилой комнаты королевского дворца Ваканды она раскрутила циферблат часов в обратном направлении, отправив их по ленте времени назад.

В медикаментозном бреду, хрипло выкрикивая бессвязные мольбы и отрицания, по кровати метался мужчина. От него ни на секунду не отходила все еще одетая в хирургический костюм женщина. И пусть в капельнице сегодня плескался не самодельный Рингер, вены не были исколоты и пациент не был фиксирован к койке ремнями, кошмары себя не изменили.

Солдат кричал во сне, и теперь, в отличие от первого раза, она слишком хорошо знала причину. Он падал в кошмаре в ту самую пропасть, не достав каких-то пару миллиметров до протянутой руки. Он падал, сжимая ее запястье до хруста костей. Падал и разбивался, и умирал, и воскресал, и молил остановиться – так замыкался круг адской карусели, той самой, что брала свое начало на крыше движущегося товарного вагона.