Чужое оружие (Справедливость - мое ремесло - 4)

Федора подняла возмущенный взгляд.

- А что ты знаешь, хозяин?! Разве видел, как умирают дети, как хоронят мужей, знаешь горе?! Водкой глаза заливал... Люди у тебя как овцы: "Иди!" - идут! "Беги!" - бегут. В страхе держал, пугал, обманывал, измывался. И Марию погубил. Ирод, ирод, нет тебе другого слова...

- А оружия в доме не видели? - спросил Коваль, когда Федора в гневе умолкла. - Пистолет, например...

- Нет, - твердо ответила она. - Чего нет, того нет. Да и пистолеты зачем ему? Он и без них мог человека загубить!

- А кому продавал спирт? - спросил Криворучко. - Вы этих людей знаете?

- Всякие приходили. Вот и Ганка, та, что приводила Марию. Ей тоже спирт давал, а деньги себе забирал. Ганя одна душевной была, добрая, ласковая, только от нее одной и слышала слово хорошее. Когда вы бедняжку посадили в тюрьму, он сразу отрекся, как Иуда от Христа. Хлеб милосердный отнести запретил...

- Глупая ты, Федора, и милосердие твое глупое, - пробурчал Савченко, уже знавший, что Федора, несмотря на запрет, тайком ездила к Кульбачке. Но в его сердитом, презрительном бурчании Коваль с удивлением обнаружил и сочувственные нотки.

- А кроме Кульбачки кто еще спирт у вашего хозяина брал? - продолжал Криворучко.

- Имен их не знаю. - Федора упорно стояла, уцепившись в стул. Грицько кривой, из портового магазина, приходил. И другие тоже.

- Вишь, какая ты, Федора! Тихая да темная... - обиженно заговорил Савченко. - Пригрел гадюку... Ладно! - стукнул он кулаком по столу. Пустые все это разговоры. Заберите отсюда эту дуру, сам все расскажу.

Когда Федора выходила, Савченко бросил ей вслед:

- Пропадет, бестолочь, без меня. - И, обратившись к Ковалю, добавил: - Вы ее хоть в дом престарелых пристройте...

IV

Они говорили долго. Уже темнело, зажглись вечерние звезды, и в комнату вливался слабый, какой-то фиолетовый свет.

Электричества Коваль не включал. Трудно сказать, что именно подействовало на Кульбачку: растерялась от неопровержимых улик ее мошенничества, тщательно собранных капитаном Бреусом, или испугалась обвинений в убийстве, а может, просто смерть Петра Лагуты, разрушив все планы и надежды, окончательно выбила ее из колеи, но, так или иначе, она вдруг стала откровенной.

- Что моя жизнь, гражданин подполковник, - грустно произнесла Ганна. - Не было счастья смолоду, нет его и теперь. Но я не ропщу. Такая, знать, судьба моя... Сижу в вашей камере, времени хватает припомнить и переворошить всю мою горькую жизнь. И как замуж пошла за нелюба, и как жизнь с ним промаялась, и как Петра встретила и полюбила... Работа у меня была выгодная, деньги не переводились. Все складывала на будущую нашу с Петром жизнь. Не знаю, какая в нем сила таилась, откуда она бралась, может, и впрямь господь одарил, была у него своя вера, не такая, как в церкви и книжках. Только не могла я его не слушаться и волю его исполняла, как самого бога. Откуда мне знать, есть там где-то за тучами господь или нет, но когда с Петром молилась, камень с души скатывался, все грехи мне прощались, и светлой я становилась, словно голубка белая. А грехов у меня, чего таить, хватало: и спаивала, и обвешивала, и обсчитывала...

Коваль слушал, не перебивая, ничего не записывая. Он думал о том, как жажда наживы до сих пор отравляет людей. Сколько горя доставила та же Кульбачка своим односельчанам, причиной скольких семейных трагедий она была, соблазняя мужиков "бесплатной" с виду выпивкой... Сколько не поддающейся учету беды принесла людям эта вроде бы ласковая, терпеливая, приятная на вид, но такая страшная и циничная женщина... Вот говорит она, что не в жадности дело, что деньги копила во имя любви к Лагуте... Но какая же это любовь, если влечет за собой страдания других? Ее проклинали даже те, кто в похмелье низко кланялся, она рисковала постоянно - каждый день ее могли отдать под суд. И все равно шла за Лагутой как завороженная, ради денег готова была потерять свободу и все, что имела...

- И сейчас бы еще торговала, - продолжала Кульбачка, - если бы не комбайнерка эта, Верка Галушко. Ну прямо войной пошла. До сих пор не пойму, что ей надо было. Муж непьющий, за сынов-подростков тоже бояться нечего... Была бы депутатка еще, а то ведь простая баба. А такую кутерьму подняла, всех настроила против меня... Дальше сами знаете... Кукую вот теперь...

Воспользовавшись паузой, Коваль спросил:

- Откуда пошел слух о любовных связях Марии и Лагуты?