Я не успела опомниться, как мои щёки, шею и плечи вновь начала покрывать россыпь клеймящих огнём поцелуев. Мужские руки ласково оглаживали мою талию, бережно касались бёдер, но всё отказывались подбираться к самым чувствительным местам, которые уже сводило от желания ощутить тот жар и сладостный трепет, который раз за разом приносили мне прикосновения ладоней Дея. Я плавилась под его поцелуями, трепетала от его воспламенённого взгляда, покрывалась мелкой дрожью от собственного неодолимого возбуждения, которое мне было всё сложнее сдерживать. По моим венам круговоротом неслось бешеное пламя, с каждым новым витком всё жарче опаляя каждую клеточку моего естества, каждую частицу моей тёмной души, заставляя её сиять словно ангельский нимб. Я уже забыла о том, что должна была стесняться стонать, я сама притягивала к себе голову графа для того, чтобы сорвать с его губ ласковый поцелуй, я даже пыталась обхватить его тело ногами, чтобы приблизить его к себе, и если бы не демонова сорочка до самых щиколоток, у меня бы всё получилось!
Треськ! Мужчина вдруг разорвал моё одеяние по шву, идущему вдоль ноги, чтобы я могла осуществить свою задумку, и вдруг, будто бы извиняясь за то, что испортил собственный подарок, сбросил лямку сорочки с моего плеча, обнажая левую грудь, и со всей существовавшей в мире нежностью припал к ней губами, вызывая в моём разуме какую-то неописуемо яркую вспышку, от которой всё моё тело выгнуло дугой навстречу Дейрану, будто меня ударило самой настоящей молнией, пробежавшей сквозь меня разрядом лихорадочного возбуждения.
Больше не в силах сдерживаться, я всё же забросила ногу на спину графа и притянула его к себе, обрушивая на себя его мощное тело и с неприкрытым наслаждением ощущая размеры возбуждённого мужского члена, очутившегося в таком положении между моими бёдрами. Дейран, к счастью, не видел моего торжества, слишком ехидного, чтобы принадлежать истинно невинной девушке. Закрыв глаза, мужчина сосредоточился на моих ощущениях и продолжал ласкать языком мою грудь, безошибочно руководствуясь моими тягучими стонами, а свободной рукой оглаживал мою ногу, обнажённую вдоль вероломно разорванного шва сорочки. Постепенно его ладонь поднималась всё выше и выше, приближаясь к давно уже пульсирующему испепеляющим жаром средоточию моего желания, и чем меньшее расстояние до него оставалось, тем болезненнее становилось тянущее ощущение, с которым моё лоно призывало меня как можно скорее вместить в себя тот самый орган моего партнёра.
Но у графа были на этот счёт собственные планы.
С лёгким нетерпением, промелькнувшим в его глазах, мужчина оторвался от моей груди, ненадолго поднялся выше, даруя мне очередной пьянивший безграничной нежностью поцелуй, а затем начал опускаться всё ниже и ниже, прокладывая ласковыми, словно солнечные лучи, прикосновениями губ дорожку вдоль моей шеи, плеч, груди и далее к тому самому месту, до которого уже давно беззастенчиво задралась разорванная сорочка, обнажая моё ничем не прикрытое лоно, требовательно сочившееся влагой моего вожделения. Достигнув своими ласками чувствительного треугольника в соединении моих ног, Дейран ненадолго замер, должно быть, в удивлении от того, как именно я подготовилась к сегодняшней ночи, отчего внутри меня торжествующим вихрем пронеслось ликование, а после, ничего не сказав, продолжил меня целовать, но только теперь будто бы ещё более пылко, чем ранее, опускаясь всё ниже меж моих разведённых бёдер, с каждым своим движением посылая под мою кожу тысячи маленьких искорок.
Язык мужчины наконец-то коснулся того самого бугорка, что долгое время тягуче, призывно ныл, томительно нуждаясь в ласке, отчего пульс в моих висках застучал в оглушительном, безудержном, будто бы первобытном танце, а мои руки сами собой до боли в пальцах вцепились в разбросанные вокруг одеяла, пытаясь как-то сдержать нестерпимое блаженство, которое подарил мне Дейран одним своим лёгким движением. Незримая волна лавы промчалась по моим конечностям, оставляя за собой полыхавшие костры желания и лёгкую сладостную дрожь, от которой мне становилось будто бы тесно в собственном теле. Впрочем, это ведь было лишь начало: увидев, какой эффект произвело на меня всего одно прикосновение к средоточию моего удовольствия, и поняв, что я по-прежнему не собиралась от него сбегать или падать в обморок, граф немедленно продолжил свои ласки. Он бережно услаждал меня своим ртом, отчего раз за рядом я издавала сдавленные, призывные всхлипы, целовал мои бёдра и припадал к моей сводимой похотью женственности, неглубоко проникая внутрь языком, а после того как я уже готова была действительно лишиться сознания от бесконечного наслаждения, электрическими разрядами проносившегося сквозь моё тело, он, наконец, сосредоточился на том самом бугорке, принявшись терзать его так чувственно и умело, что от каждого движения в моей голове будто бы взрывался диковинный фейерверк.
О, Таящийся, как же мне хорошо!