Чужое сердце

– Не было у меня никакой печати и подушечки, – пробормотала Клэр. – Ты перепутала меня с Элизабет.

– Я не перепутала… – автоматически возразила я, но тут же осеклась. Я точно помнила, как мы с Куртом стояли у раковины и, улыбаясь, смывали наши временные татуировки. И спрашивали друг у друга, захочет ли дочь говорить с нами без этих символов верности. Клэр не могла принять отца в свое тайное общество – она не была с ним знакома.

– Я же говорила, – сказала Клэр.

Люсиус

На ярусе Шэй появлялся нечасто, а когда это происходило, его вели в один из конференц-залов или в госпиталь. По возвращении он рассказывал мне, каким психологическим тестам его подвергали и как прощупывали ему локти, проверяя вены. Я думал, что они просто хотят подстелить соломки, чтобы потом не опозориться на весь мир.

На самом деле по обследованиям Шэя таскали лишь затем, чтобы он не наблюдал репетиции собственной казни. Они уже устраивали пробные прогоны в августе. Из спортзала я видел, как начальник охраны завел в строящуюся камеру нескольких офицеров. «Нам нужно выяснить вот что, – обратился к ним Койн. – Сколько времени понадобится свидетелям со стороны жертвы, чтобы дойти от моего кабинета до камеры? Нельзя допустить, чтобы они пересеклись со свидетелями заключенного».

Теперь же, когда камеру достроили, нужно было проверить и перепроверить еще больше деталей. Работает ли телефонная связь с кабинетом губернатора? Безопасен ли подъем? Пока Шэя держали в госпитале, группа офицеров – специальный отряд добровольцев – уже дважды приходила на ярус I. Я их раньше никогда не видел. Думаю, это все же проявление человечности, что убивает тебя не тот же человек, который одиннадцать лет приносил тебе завтрак. И аналогично: нажать на поршень шприца все же проще, если ты не обсуждал с заключенным, кто победит в Суперкубке.

На этот раз Шэй отказался отправляться в госпиталь. Он закатил скандал, заявив, что устал и крови у него в жилах больше не осталось. Выбора, впрочем, у него не было: надзиратели все равно утащили бы его, как бы он ни брыкался. В конце концов Шэй таки согласился, чтобы его заковали и увели, и через пятнадцать минут явился спецотряд. В камеру Шэя они посадили офицера изображавшего арестанта, другой офицер включил секундомер.

Я, если честно, не знаю, как произошла ошибка. В этом-то, наверное, и заключается весь смысл тестового прогона – в допущении, что сработает человеческий фактор. Но каким-то образом когда спецотряд в рамках тренировки вел поддельного Шэя прочь на ярус завели настоящего Шэя. На миг оба остановились у порога, глядя друг на друга.

Шэй не сводил глаз со своей копии, пока офицер Уитакер не потянул его вперед. И даже тогда, вывернув шею, он пытался увидеть, куда устремлено его будущее.

Среди ночи за Шэем пришли. Он бился головой о стену и бредил. Обычно я слышал подобное первым, но на этот раз почему-то продолжал спать. И проснулся лишь тогда, когда нагрянули офицеры в масках и со щитами. Они окружили его подобно полчищу черных тараканов.

– Куда вы его ведете? – крикнул я, но голос взрезал горло, точно нож. Вспомнив о репетициях, я испугался, как бы не настало время для премьеры.

На мой крик обернулся один из охранников – симпатичный парень, чьего имени я не помнил, хотя в течение шести лет видел еженедельно.

– Все в порядке, Люсиус, – сказал он. – Мы просто отведем его в камеру под наблюдением. Чтобы он не причинил себе вреда.

Когда они ушли, я вытянулся на нарах и прижал ладонь ко лбу. Лихорадка: по венам моим проплывала целая стая рыб.

Когда-то Адам мне изменил. Относя его рубашки в химчистку, я нашел в кармане клочок бумаги с именем «Гэри» и номером телефона. Когда я спросил, кто это, Адам ответил, что провел с ним всего одну ночь – после открытия выставки в галерее, где он работал. Гэри был художником: создавал из парижского гипса миниатюрные городки. На выставке был представлен маленький Нью-Йорк. Он рассказал мне об элементах арт-деко на верхушке Крайслер-билдинг и крохотных листочках, вручную приклеенных к деревцам на Парк-авеню. И я представил, как Адам стоит рядом с Гэри, упершись ногами в Центральный парк и обняв его за плечи. Оба выглядели гигантскими монстрами вроде Годзиллы.

«Это была ошибка, – сказал Адам. – Просто меня возбудила сама мысль, что мною интересуется кто-то другой, а не ты».

Сложно было представить человека, которого бы не заинтересовал Адам, с его-то светло-зелеными глазами и кофейной кожей. Когда мы шли по улицам, на него глазели все мужчины – что натуралы, что педерасты.

«Все было не так, – сказал он. – Потому что это был не ты».

Мне хватило наивности поверить, что можно взять страшный яд и спрятать его так, чтобы он больше тебя не обжег. Казалось бы, после всего, что случилось с Адамом, я должен был усвоить урок. Но ревность, ярость, измена – такие вещи не исчезают просто так Они выжидают, как кобры, когда можно будет вновь нанести неожиданный удар.