Чужое зверье

– Почему же за кусок, – Алексей изобразил обиду в голосе. – Кусок я хоть где получу. Даже в концлагере кормят. Правда, там объедки дают, а в Польше я как король буду жить с моими цацками. Иди куда хочешь, обедай чем хочешь. Свобода – она ведь в этом и есть, когда сам решаешь – хочу жить вот так, а не иначе. Поэтому я при коммуняках жить не желаю, тут у всех хлеб один. Хоть ты дурак, хоть умный. А я не дурак, понял? И ты не дурак, столько диверсий организовал. Значит, положено нам жить красиво и хорошо.

– Не дурак, – согласился Сомов, он уже не так подозрительно смотрел на лейтенанта. Стал доверять ему, почуяв близкого по духу человека. Сработала лесть!

Он помолчал немного, потом заговорил:

– Да, до передачи координат легко было додуматься. Передать данные объекта, чтобы именно туда нанесли авиаудар. Вслепую, как при наводке орудия. Это очевидно же. Да и остальное – случайность. Старуха давно с СС сотрудничала, еще во время оккупации. Меня к ней сразу после переброса на советскую территорию направили. Она все за семью свою коммунистам мстила, их раскулачили давно, в лагеря сослали и мужа, и детей ее. Советскую власть она ненавидела – считай, идейная. Готова была днем и ночью листовки эти таскать. Я раз в неделю их печатал, а она разносила. Бандиты эти с «Голубчиком» к ней залезли просто, еду искали. Старуха им и предложила, чтобы на немцев тоже работали за хорошие харчи. Ей ведь паек передавали через линию фронта офицерский. А сейчас такое время, что любой за колбасу и консервы убить готов. Поэтому мне повезло, попались хорошие исполнители. Кто за идею, а кто за еду работал. Когда любые сведения можешь получить, потому что все донесения, депеши через тебя в радиоузле проходят, то легко все организовать. Время, место, личный состав – ведь все известно, никаких сюрпризов или импровизаций. Да и со СМЕРШем тоже я организовал на мельнице взрыв, мешал сильно этот новый отдел – его сотрудники везде совали нос. Да и командир там был опытный, слишком близко ко мне подобрался. Я как вас увидел тогда на дороге, то сразу понял, что в Горячий Ключ не просто так два сотрудника СМЕРШ направляются. Решил избавиться, чтобы через старуху до меня не добрались. – Сомов скосил глаза и недоверчиво сказал: – Не знал, что ты тоже из наших. Думал, обычный контрразведчик, Потаповский новый оперуполномоченный.

– Сметливый ты. Да меня недавно заслали, только успел динамит доставить для диверсии на «Молодежном», и все. Потом вот приказ пришел, что эвакуация общая, и список агентов дали.

– А сколько еще человек?

– В шифровке двое было указано. Но не явились они, наверное, не получилось. Тем более убираться надо подальше отсюда, а то заговорят, выдадут все пароли и явки. Нас заметут в два счета, не помогут никакие паспорта, – Савельев изобразил беспокойство. – Рацию надежно спрятал, не найдут?

– В болоте утопил, – Сомов снова нервно пожал плечами. – Даже если нашли бы, ни о чем бы не догадались. Рация советская, трофейная, а не германская. Нам ее при заброске выдавали, чтобы, даже если встретим патруль, никто не определил, что мы завербованные агенты.

«Вот почему так звучали частоты, Сомов выходил в эфир с советской радиостанции», – догадался лейтенант Савельев. Вслух произнес:

– Утром все равно хватятся. Я в штабе должен быть на допросе у майора Давыдова. А тебе на дежурство?

– Сегодня утром только освободился, еще двое суток впереди. В казарме я всем рассказывал, что завел себе местную женщину и у нее живу, когда не на службе. Так что никто меня никогда не ищет, думают, я у своей невесты.

Алексей в очередной раз подивился продуманности действий лейтенанта Сомова. До чего светлая голова, и почему только она попала под влияние немецкой пропаганды? Обещают свободу, питание, обмундирование, только ведь лгут. И он решился на серьезный поворот в разговоре:

– А ты сам веришь, что немцы нас живыми, да еще с деньгами, отпустят?

Даже несмотря на тусклый лунный свет было заметно, как изменился Сомов в лице. Видимо, эти сомнения мучили его не один день. И Алексей принялся подливать масла в огонь:

– Вдруг и там нас ждет лагерь. Закончится война, хоть кто победит, а мы уже проиграли. Не хочу. Я обычной жизни хочу. И не знаю, как вырваться туда, где свобода будет. Вся надежда на Польшу. Даже не знаю, что делать, если документы не исправят. Сбегу! Я уже из советского плена сбежал, и отсюда сбегу. Что немецкий лагерь, что советский – везде одинаково. Голод, холод, людей нет, вместо них животные, которые просто так убить норовят.

Сомов шел так, будто ему на плечи положили тяжелый груз. Весь ссутулился, поник. Мысль о том, что ждет впереди, тяготила его.

Предатель упрямо мотнул головой: