Чужого поля ягодка

А пока Бен перехватывал Джея у двери всякий раз, когда он, неожиданно для себя, там оказывался, сопровождал его и в туалет, и на кухню. И терпел его мрачность и недовольство, которые из него так и сочились … И караулил, сидя в ногах, когда Джей внезапно всё-таки ненадолго вырубился — сон этот был непрочным, прерывистым, и не принёс облегчения… И, конечно, пытался наставлять его, когда он доставал вопросами:

— Бороться? И можно, и нужно, а то дальше будет ещё хуже. Вспомни блокировку — усилие похоже.

— Ещё хуже?! — ужаснулся Джей.

— Начнётся сама лихорадка, — кивнул Бен, — а это — только предвестники, прелюдия к ней. Жаль, у тебя сейчас нет менто, я бы дал тебе ориентир…

— И… когда она начнётся? И как?

— Когда-а… Думать мы можем что угодно, но как оно будет… — он пожал плечами. — Надеюсь, к завтрашнему полудню ты созреешь для следующей ступени. Хотя… у тебя всё может быть и не совсем так, как у нас. У нас и у самих-то это только четвёртая лихорадка, и теперь она начинается не в полнолуние, как в первый раз, а уже в начальной фазе. Сначала — глухота, как у тебя сейчас, и хочется идти, бежать куда-то, а через некоторое время — собственно приступ: бьёт озноб, трясёт, ломит суставы… После этой трясучки — зрительная волна, потом слуховая… и так далее. Длится каждая час-два, а по ощущениям — вечность.

Джей тоже кивнул:

— Точно. Мне уже кажется, что я никогда вас больше не услышу…

— Да уж… Но когда мы вместе — легче, правда ведь?

— Легче-то легче… — лицо его опять скривилось.

— Держись. Малышка Миль справляется, а ты же мужик.

— Я стараюсь… А то хожу полуоглохший. И представляешь — чувствую себя гадостно так… ущербным каким-то… неполноценным… Никогда бы не подумал, что мне так будет не хватать этого… этого…

— Этого уродства, ты хотел сказать? — усмехнулся Бен.

— Вот именно, — вздохнул Джей. — Смотрю, как вы с Миль болтаете, и выть хочется…

— Ничего, уже, наверное, скоро… После того, как ты с этой свистопляской справишься — а ты справишься! — провалишься в длительный сон. И впоследствии готовность к приступу сохраняется в течение всего лунного периода.

— Получается — постоянно…?! Навсегда?!

— Увы, да, — развёл руками Бен. — Но ты же всегда сможешь пресечь его вовремя, в самом начале, едва тебя только потянет за горизонт. А вот если со всем этим не бороться — тогда не знаю, что и будет… Так что, хоть и неприятно, но лучше пусть поскорее всё случится, не так ли? Лично я ненавижу неопределённость.

Джей только застонал:

— А… ничего нельзя с этим сделать? Ну да, вот такой я слабак! — огрызнулся он на укоряюще-понимающий взгляд Бена.

— Вообще-то в первый раз ты должен пройти через всё сам… — задумался Бен, потом переглянулся с Миль и неуверенно добавил: — Правда, есть одна возможность немного это всё ускорить… но так или иначе надо дождаться, чтобы ментоглухота прошла… да и…

— Согласен, — быстро перебил его Джей.

— Уверен? — усмехнулся Бен. — Ведь ты и своим ходом через все стадии пройдёшь, куда спешить? Быстрее не значит легче. Думаешь, это тебе понравится больше?

Но Джей был твёрд:

— Я рискну, — и приготовился страдать и мучиться…

Миль, в отличие от него, страдать, да ещё за кого-то другого, не нравилось вовсе. Поэтому, едва ментоглухота у Джея стала сходить и он со всем доступным энтузиазмом ломанулся поговорить, заливая всё ментопространство запахом горькой мяты, Бен и Миль воспользовались данным разрешением и сдвоенным сознанием мягонько, но решительно приняли его в свои крепкие «объятия». От неожиданности Джей не успел ни сообразить, что случилось, ни воспротивиться, как оказался полностью открыт и внедрён в их двуединство, ставшее, таким образом триединством, трилистником, как заметила, нервно хихикнув, Миль. Возникший было его испуг они погасили в зачатке и окутали сознание Джея такой теплотой и нежной заботой, что он растаял и радостно потянулся навстречу, чувствуя себя в полной безопасности, любимым и самым нужным… каким не чувствовал себя, пожалуй, даже в детстве…

А потом ему показали, как переживала лихорадку Миль… что — Бен был прав — ему совсем не понравилось. Невольно заметавшись, он попытался выйти из триединства, чтобы избежать этих ломок… но не тут-то было — держали его крепко, да ещё с любовью. И он сдался и досмотрел до конца. Поддерживаемый и направляемый со всех сторон, он впитал опыт сразу двоих, пророс знанием и обрёл навык противостояния хаотичным атакам, перестраивающим его восприятие и вызывающим такой ответ организма, который позволил бы ему приспособиться — и выжить, научиться этим хаосом пользоваться, найти в нём систему, увидеть… путь. Отныне он знал, как выстроить в себе защиту и подавить зарождающийся приступ.

Наконец, всё пришло в состояние покоя, и его так же мя-агонько… отпустили. Оказавшись без их сдвоенной поддержки, он, словно вода без сосуда, рухнул, расплескался, затем свернулся в точку и провалился в глубочайший и непробудный сон…