Чужой

– Не имею права, товарищ комиссар. Спросите что-то другое.

– Так как же я спрошу, не зная даже, кто ты и откуда.

– Оттуда я, оттуда, – качнул я головой и указал рукой наверх. – Если у вас есть связь, лучше ей воспользоваться, вам же самому легче станет. Ну не имею я права рассказывать о себе. Не немец я, если вас это волнует…

– Дезертир? – все же не оставил попыток комиссар, только вопросы задает осторожно.

– Почему? – удивился я.

– А как еще? Ты руководил отрядом егерей, ловил нас, партизан. Только не знал, видимо, что силы неравны, вот и попался.

– Каких егерей, о чем вы? Это ж салаги, третий эшелон, некоторые из них и оружие-то первый раз в руках держали. Дезертир и руководил? Кто-нибудь выжил? – комиссар сразу понял, что я о немцах.

– Двоих допросили и в расход. Остальные погибли в перестрелке. Чего, жалко их?

– Ясно. Нет, не жалко. Так тоже нормально. Товарищ комиссар, свяжите меня с особистами, хоть с кем-нибудь…

– Да что ты заладил! – оборвал меня комиссар. – Говори, а то я парней крикну, они тебе объяснят, как нужно вести себя в плену.

– Да не станете вы меня дальше месить. Зачем вам это? Если б я был каким майором или оберстом, еще можно было бы тряхнуть, а так… – я махнул рукой. – Вы же должны быть проинструктированы на случай появления в отряде неизвестных лиц, требующих связи с особым отделом. Ведь так?

– Слушай меня, не знаю, кто ты, предатель или немец, мне все равно. Связь у меня только по расписанию. Нарушать порядок я не стану. Мы и так потеряли много бойцов…

– Назовите представителю особого отдела не ниже дивизионного уровня имя Адам Лескофф. Если спросят, что можете сказать помимо имени, расскажите, что я у вас. Дальше, думаю, вам все объяснят. – Если посчитают нужным, конечно. Вообще, Левитин давно нам объяснял, что в каждом особом отделе дивизии есть данные на нас, на каждого, это для того, чтобы мы могли возвращаться. Ведь как, иногда у диверсантов «командировки» были длительными, как вернуться? Вот. Только у меня на этот раз не было пароля. Тот, что был, давно перестал действовать, сроки вышли. Назвав имя того, под чьей личиной я был в Ровно, я рассчитывал со временем довести сведения о себе как в школу Левитину, так и, надеюсь, Судоплатову.

– Я подумаю, – помолчав, произнес комиссар. Было видно, что человек он неглупый, просто верить вот так сразу тоже не собирался. – Есть хочешь? – А вот это уже хороший знак.

– Если можно, – помялся я, – что-нибудь бы съел. А то после такой плюхи не могу в себя прийти.

– Сам виноват, кем бы ты ни был. Бойцы злые были, пятые сутки в лесу сидели, пока смогли нащупать дырку в вашем кольце. А тут ты, да еще и отряд большой притащил. Вот и отвели душу. Вообще, конечно, я уже сделал выговор за это. Разве «языка» так берут? Ты чуть живой был, как не помер, непонятно.

– Если честно, то думал, сдохну. Переборщили ребятки. Можно было и аккуратнее, я ведь не стрелял никуда.

– Это да, рассказали, что просто шел позади цепи. Но солдаты твои, которых в плен взяли, указали на тебя как на командира.

– Я им и был, аж несколько часов. Блин, товарищ комиссар, ну не надо, а? Ведь я же понимаю, что вы меня на разговор выводите. Не нужно это вам, поверьте. Передайте, что я прошу, увидите, спасибо потом скажете, что я ничего вам не рассказал. И, для общего блага, бойцам в отряде также ни слова.

– Ладно, но, как и говорил, нарушать распорядок я не стану. Нам и так приходится за двадцать верст уходить, в болото, чтобы на связь выйти.

– А вот тут ваше право. Я не тороплю. Правда, поторопить потом захочет руководство…

– Сеанс завтра, рано утром. Так что жди. Сейчас принесут поесть и воды. Не вздумай дурить, отряд большой, незаметно не уйдешь. Людмилу позову, пусть рану тебе еще раз осмотрит. Может, перевязать надо, рассадили серьезно.

– Хорошо, – просто ответил я и откинулся на скатку, что служила мне подушкой.

Хорошенькая девушка по имени Людмила пришла через минуту после выхода комиссара. Возле входа опять стоял наготове боец с оружием. Осторожно, значит, что-то ей сказали, приподняла мою голову и положила скатку так, чтобы голова оказалась выше. Так же осторожно размотала тряпку, что служила бинтом, и под мой легкий вскрик оторвала тампон. Это оказался еще один кусок тряпки, свернутый на манер ватного тампона. Девушка встала и взяла со столика поднос. На нем я разглядел инструменты и чистые тряпки. Людмила бережно, я бы даже сказал нежно, промакивала рану, смачивая чем-то пахучим. Убрав капельки крови, скорее всего вытекшие после отрыва тампона, она вновь наложила повязку, правда, тампоном была уже вата.

– Спасибо, – неожиданно даже для себя произнес я. Как мне показалось, девушка даже вздрогнула. Но, ничего не ответив, вышла из землянки.

Часов не было, партизаны сняли все, так что времени я не знал. Сколько я так лежал, не знаю, но когда уже хотелось спать, вновь пришел комиссар.

– У немцев шум стоит, ребята вернулись. Говорят, там целую операцию развернули, надеясь поймать тех, кого ты ловил. Только вот там нет уже никого. Да и немцам самим досталось, налет был.