Чужой

– Вы за это ответите! – прошипел я.

– О да, конечно! Грузите его!

Меня, уже в который раз, только теперь уже солдаты немецкой армии, грубо впихнули в кузов бэтээра. Ладно хоть не положили на пол, а посадили на скамью. Стиснув меня с двух сторон, устроились два солдата. Эти будут посерьезнее, чем те, которых мне дали для поимки партизан.

– Что у вас за подразделение? – спросил я, впрочем, не ожидая ответа. Вопрос был не просто так, фрицы были в камуфляже! Знаков различия на плащах нет, совсем. Кто это, хрен их знает.

Ответа, как я и думал, не последовало. Зато через несколько минут пути я сам уже понял, к кому попал. Зондеркоманда. Только что она делала в этой деревне? Она же пустая, нечем тут поживиться. Как узнал о фрицах? Один, что сидел напротив меня, расстегнул плащ, чтобы достать сигарету, и тут и показались знаки различия, нашитые на китель. Екарный бабай! Эсэсманы! Какая мне, на хрен, теперь дивизия, они меня сейчас в гестапо увезут.

Ехали, на удивление, недолго. Примерно через полчаса болтанки бэтээр остановился, и меня подтолкнули к выходу. Это был полевой лагерь. Рощица, а кругом палатки. Кухня дымится, солдаты снуют туда-сюда, и я такой красивый, вышагиваю вслед за одним из эсэсовцев. Обнадеживало то, что меня не связывали и не угрожали оружием, так, рукой чуть направляли.

Возле одной из больших палаток стояли два часовых, и мой конвоир, перекинувшись парой фраз с часовым, зашел внутрь. А спустя несколько секунд туда же завели и меня.

Бац! Голова, резко откинувшись назад и в сторону, медленно возвращалась на место. Тягучая слюна, кровь этому способствовала, медленно стекала из уголка губ. Я сбился со счету, какой это был удар, но от этого он не был слабым. Нет, бьют-то не в полную силу, уже бы забили, но крепко.

– Что вы делаете? Я же все сказал! Свяжитесь с моей частью, она ведь недалеко здесь, вам все обо мне расскажут…

– Я хочу, чтобы ты сам все рассказал, большевистский прихвостень! – мягким, противным голоском ответил человек с погонами лейтенанта СС.

Били и допрашивали меня уже второй час, а до этого два дня продержали в неведении. На удивление, кроме обычных ударов, ничего не применяли. Это вселяло в меня некоторую надежду, что я все же выдержу. Если смогу убедить этих дебилов, конечно. Смешно это все. Хотя и грустно. Я, похоже, уже для всех чужой. И свои бьют, и чужие. А ведь, если разобраться, я и есть – чужой.

– С каким заданием послан, где расположен отряд партизан, говори! – я слышал этот приказ уже не в первый раз. Черт, а если они меня колют как завербованного офицера рейха? Тогда хреново, не смогу я доказать обратное.

– Я уже устал повторять вам, вы не имеете права так поступать со мной. Верните меня в часть. Если там сочтут нужным, меня все равно вам отдадут для проведения следствия. Но, думаю, этого не произойдет. Моя совесть – чиста!

– Я тебе не верю. Ты лжешь, – офицер был злым и невоспитанным. Может, это служба в СС их такими делает? Ну, тем хуже для них самих. Такое обращение только сделает меня злее.

– Это ваше право, – кивнул я, – только ведь вам достаточно сообщить обо мне в часть, как все станет явным. Почему вы так ведете себя, я такой же, как и вы, солдат рейха. Причем я старше вас по званию!

– Был, пока не перешел к Советам!

– Да что вы такое говорите? – искренне, как я полагал, возмутился я. – Как вы смеете? Я требую удовлетворения! – да-да, у фрицев, в офицерских кругах до сих пор принято, хоть и негласно, вызывать наглеца на дуэль. Хоть фюрер их и запретил. Фриц заржал.

– Да я из тебя котлету сделаю, хренов запасник. Здоровый такой, – я и правда выглядел вполне нехило, – а служишь в запасном полку.

– Я там, куда меня направили партия и фюрер! – выдал я. – Сколько еще мне повторять? Я вернулся из госпиталя, получил назначение, и вот я тут. В госпиталь попал с передовой, что еще вам нужно?

– Мне это надоело! – подытожил лейтенант и вновь ударил. В этот раз попал как-то уж очень неудачно для меня. Дух вылетел вместе с очередным осколком зуба. Да, у меня их скоро совсем не останется.

Очнулся я, лежа на земле в палатке. Болело все, хорошо хоть не ранен, а то бы вообще было плохо. Огляделся, палатка маленькая, не чета той, в которой допрашивали. В этой максимум человека четыре уместилось бы. Никого вокруг, но с улицы звуки доходят хорошо. Лежать и думать – это хорошо, но надо что-то делать!

Через полчаса за мной пришли. Два солдата в знакомых пятнистых куртках. Подхватив, но не грубо на этот раз, меня потащили из палатки. А там! Эсэсовский лейтенант, который меня бил и допрашивал, решил, вот черт, расстрелять меня прямо тут.

– Поставьте его! – он приказал солдатам, и те поспешили исполнить приказ. Видя, что я не держусь на ногах, он добавил: – Да пусть на коленях стоит, сути не меняет.

Этот хрен подошел ко мне вплотную и достал из кобуры пистолет. Медленно оттянул затвор, кажется, я даже звук досылаемого патрона услышал, и поднял руку, приставляя ее к моей голове.

– Вот и все, партизан! Думал, мы не раскусим тебя? Ошибаешься. Что, страшно? – он упивался своей властью над избитым человеком.