Чужой

Поселили не в сарае, хоть на этом спасибо. Даже накормили. Но вот наутро я попал в такую ситуацию, что хотелось провалиться на месте. Ну, б… и удружил же мне Левитин. Нам нужен человек у немцев, ты идеальный вариант. А вот проверочку не хотите?

– Это тот человек, что был в вашем отряде? – Меня привели в уже знакомый домишко, а там… В общем, они поймали двух партизан, что вели меня к немцам. Один был именно тем верзилой, что и приложил меня тогда прикладом, при захвате. Говорили через переводчика, им оказался интеллигентного вида молодой человек.

– Да, – кивнул именно он. Второй молчал и зыркал злобно на здоровяка.

– Вы должны были переправить его к нам, с каким заданием?

– Он должен сообщать обо всем, что у вас происходит, – четко заявил этот хренов партизан.

– Что ж ты врешь-то, сука? – вдруг подал голос молчаливый партизан. – Ведь мы же его обменять вели!

– Заткнись! – оборвал его слова эсэсовец. – Все это ложь! Какой может быть обмен, все это вранье!

– Я слышал разговор в лагере, обмен – это для всех, на самом деле его просто хотели отпустить к вам с заданием.

– Чушь! – твердо заявил я, прослушав перевод, кстати, довольно точный. – Какой из меня диверсант? Простой обер-лейтенант запасного полка, что я могу разведать? А тем более как передать? – игра была тонкой, надеюсь, удастся сыграть правильно.

– Молчать! – огрызнулся эсэсовец. – Мы сейчас это проверим! Встать! – До этого я сидел. Пришлось выпрямиться. Офицер подошел ко мне и достал пистолет. – Держи! – Я спокойно, хоть уже и понимал, что будет, взял оружие из рук немца. – Если он врет, пристрели его!

Приказ был бомбой для меня. Что делать? В голове пролетали мысли одна бредовее другой. Пострелять всех, кто тут есть? Не смешно, только в доме шесть человек. Даже если успею их кончить до того, как самого пристрелят, на улице есть еще солдаты. Придется брать на душу грех…

Я не спешил. Спокойно взвесил на руке пистолет, словно привыкая, взялся за затвор. Взведя пистолет, я направил его на лоб партизана-говоруна. Второй смотрел внимательно, но ничего не говорил. Времени не было, от слова совсем.

Выстрел грохнул по ушам, зазвенела нехитрая посуда в буфете. Доносчик повалился на пол с простреленной головой раньше, чем успел еще что-то сказать. Его напарник только глаза отвел.

– Вот как? – выдохнул эсэсман. – Только это не все. Карл, выпусти второго, пусть уходит. Он доложит о том, как его друга застрелил их протеже.

– Господин офицер, вы меня утомили этим разговором. Заканчивайте уже, я устал. От прежних допросов у меня болит все тело. Можно мне уже вернуться к месту заточения? – выдохнул я, протягивая пистолет.

Тот быстро его забрал и, вытащив магазин, ответил:

– В этом пистолете был один патрон. Думаю, вы прошли проверку. Даже если вы и засланы к нам, то назад вам пути нет.

И это было правдой. Хоть тот партизан и гнидой оказался, все же он был наш, советский, так что я убил своего. Второй же парень, если дойдет, конечно, обязательно доложит об этом. Так что при возвращении назад будут проблемы. Думаю, меня теперь просто расстреляют. Я стал еще более чужим для своих же, советских людей.

Освободили меня в тот же день. К обеду я уже был перевезен на новое место дислокации своего батальона. Сейчас, без карты и не зная обстановки, я вообще не понимал, где нахожусь. В штабе меня приняли неохотно, дав распоряжение навестить санчасть, отправили восвояси.

У немцев же орднунг, как это? Я вообще не знал, что мне делать. Вышел из штаба и, постояв пару минут на улице, вернулся. Уточнил у часового, где санчасть, решил, что нужно сходить. Пока все было спокойно, меня даже удивило то, как легко я себя веду среди немцев. Блин, они же враги, страшные враги, а я привык. Раньше, в кино, да и в книгах, немцы казались какими-то грозными мужиками, убийцами и тому подобное. А ведь они такие же. Такие же парни от восемнадцати и до бесконечности. Но больше все же пацанов. Сейчас, пожив среди них, я уже не воспринимаю их как каких-то очень опасных людей. Они просто солдаты, может, это уже я им кажусь свирепым и жестоким. Они ведь так же боятся нас, русских, как бы не больше, чем мы. Но их организация – это, конечно, вещь. Как так? Сколько вижу их, не устает поражать немецкий порядок. Сука, все-то у них по порядку, никто не шатается без дела, никто не курит посреди деревни, лишь в закутках, да и то, скорее всего, свободные от работы и службы солдаты. Наверное, у немецких командиров даже мысли нет, чем занять солдат, они всегда при деле. А если нет, то праздно шатающихся все равно не найти.