Чужой

- А? - Я ничего не понимал. Да и слышал ее тоже плохо. Сосредоточился и усилил чувство слуха. И вдруг понял, что голос раздается из светящейся палочки! Поднес ее к уху.

- Ты мобилку к уху поднеси, чудо лесное!

- Ага, уже! - радостно сказал я, потому что теперь слышал любимую очень хорошо.

- Вот, другое дело. Так на каком ты километре?

- Не знаю.

- Подойди к краю шоссе, там такие столбики белые, на них черным нарисовано.

- Не вижу никаких столбиков.

- Ну, пройди вперед или назад, пока не увидишь! Только быстрее!

- Хорошо. - Я осторожно пошел вдоль шоссе, чтобы не пропустить белого столбика. А сам думал, зачем общаться через какую-то глупую палочку, когда можно просто… Меня вдруг пронзила догадка!

- А зачем через этот… мобильник говорить? - спросил я в палочку. Когда задерживаешь дыхание, говорить трудно, но теперь я попробовал воздух и понял, что он не ядовитый, так что можно будет общаться словами, а не только в мыслях.

- А как еще? - откликнулась любимая.

- Ты просто блок сними. Хотя бы немного. Я не буду глубоко лазать, только слова…

- Что сделать?

- Ну, не закрывайся от моих мыслей. Я хочу с тобой говорить, а от этой штуковины у меня уже голова болит. Я чувствую, честно.

- Это с непривычки. А мыслями я не умею, так что говори свой километр, тогда и пообщаемся…

Не умеет?… У меня встал ком в горле. Как же так? Да, я слышал, что гордейцы для всего, даже для самых простых вещей, используют мертвые приспособления, но… для общения! Говорить через вот эти кусочки, вместо того, чтобы ощущать слова другого прямо внутри!

Я почувствовал такую брезгливость к обломку с ярким окошечком!… Но тут же устыдился своих чувств.

- Вижу столбик, - сказал я, проглатывая комок.

- Ну и?

- Две черные палочки нарисованы.

- Одиннадцать что ли?… Значит, проехала. Ладно, жди, через пять минут буду…

Мобильник погас. Я повертел его в руке. Очень хотелось выбросить. Подальше. Прикинул, доброшу ли до помойки. Наверное, нет. Потом положил обратно в мешочек.

Странно ныла голова. Я остановился, сосредоточился, провел руками около висков. Боль ушла.

На душе скреблись мыши. А тут еще некстати всплыли кусочки беседы с Уэдом:

"Понимаешь, они не внешне другие, а внутри. И это гораздо хуже. Можно полюбить инвалида, не спорю, но рано или поздно основным чувством останется жалость…"

Только теперь я понял его слова об "инвалиде". Она не умеет читать мысли. Скорее всего, она и мерцать не умеет. А если она и летать не способна, то как мы будем друг друга любить?

У меня навернулись слезы. Уже второй раз за сегодня я пожалел, что полюбил не людицу, а гордейку. Но что уж теперь?…

Я вытер слезы и успокоился.

В конце концов, люди любят только один раз. А любовь не выбирают. Это она нас выбирает. Что ж поделать, если у меня она оказалась такой… инвалидной…

Я услышал какое-то неприятное гудение, обернулся и увидел, что по твердой дороге быстро приближается нечто несуразное. И явно мертвое.

"Наверное, это и есть машина", - с горечью подумал я, но тут же вспомнил облик любимой, чтобы на моем лице не было заметно внутренних мучений.

Я угадал. Твердое, блестящее нечто остановилось рядом, и из него выскочила… она!

Я любовался прекрасным образом, от которого пела моя душа. Гордейка тоже смотрела на меня. Я надеялся, что она тоже любуется. И что в ее душе тоже начинает светиться…

- Ну, ты мужи-и-ик! - восхищенно сказала она, словно подтверждая мои мысли. - Жалко, конечно, прикрывать такую красоту, но придется, а то на первом же посту нас заметут фараоны. Эх, тебе бы еще волос по телу раскидать, цены бы не было, а то, как здоровый младенец, честное слово… Короче, одевайся…

Она вытащила из машины сверток и бросила мне. Я поймал.

- Что это?

- Одежда и ботинки, понятное дело. Нудизм в городе не поощряется.

- А что с ними делать? - Я растерянно развернул сверток. Мне хотелось сделать ей приятное, и я опять пожалел, что сначала не послушал специалиста по гордейцам.

- Вот чудо, похоже, тебя еще и одевать придется, - она подошла и стала показывать, что делать с ее подарками.

Вскоре я по ее словам "стал почти похож на нормального горожанина".

Это было ужасно! Душно и противно. Хотелось немедленно все сбросить, разорвать. И еще я почувствовал, что не могу во всем этом даже мерцать! Я попробовал переместиться к ближайшим деревьям, но не смог. И если не получается даже такой простой вещи, то как же…

- Как же теперь я буду тебя любить? - растерянно спросил я.

- Не бойся, раздеваться проще, чем одеваться, - усмехнулась она. - Или ты прямо сейчас хочешь?… Ну, так извини, я уже вышла из того возраста, когда считается романтичным трахаться в лесу или в машине. Довезу до дому, там и будешь любить. Договорились? Хоть во всех позах, которые знаешь!…

Я опять почти ничего не понял. Только то, что для любви надо какой-то дом. Наверное, это вроде озера.

- Садись в машину, чудо лесное! - сказала она. Я ждал, когда она назовет свое имя. Но потом подумал, что у них это не принято.

- У нас, когда двое соглашаются любить друг друга, то они уже могут открыть свои имена. У вас не так?

- Да, в общем-то, не обязательно.