Чужой для всех

Криволапов стоял возле паровоза, смотрел на него и улыбался. Улыбался этому великану, улыбался весеннему солнцу, улыбался потому, что был молод и здоров, потому что получил воинское звание младшего сержанта и был награжден высокой наградой. На какое-то время, глядя на паровоз, он задумался о своей жизни, о своей нелегкой сиротской судьбе. Вот оно как бывает, «кому лютый враг, а кому и мать родна». Разве так бы у него жизнь сложилась, если бы родителей не расстреляли? Если бы не прискакали на тачанках сволочи красные…? Из рассказа тетки знает, что окружили их Осиновку, что в Курдюковской волости на Тамбовщине жидобольшевики и потребовали выдать селянам восставших крестьян. Те – ни в какую, нет, мол, у нас бандитов в селе. Тогда отобрали 60 человек заложников, в том числе и его родителей, а он у матери на руках к груди припал, и выставили охрану. Два часа политкомиссары дали время на раздумье и предупредили, не выдадут бандитов, расстреляют первую партию заложников. Никто в это не хотел верить. Как можно было без вины виноватыми сделать. Прошло время, вывели 21 человек, зачитали постановление и расстреляли… — У Степана навернулась слеза от воспоминаний, — ничего ведь не чурались, гады, хотели и его, малютку, положить у стенки сарая. Тетка в ногах валялась, еле упросила оставить живым.

— Унтер-фельдфебель! — вдруг кто-то резко позвал Криволапова. Но Степан так задумался, что не обратил внимание на окрик. — Унтер-фельдфебель, кто-то второй раз окликнул его и постучал по плечу. Он обернулся и обомлел, рядом, напротив, стоял патрульный наряд жандармерии. Степан вытянулся «во фрунт».

— Хватит глазеть на паровоз, как белая ворона, сержант, — с усмешкой произнес начальник патруля. — Иди, занимай свое место, счастливчик. Через 20 минут отправление.

— Что? Что вы сказали? — промямлил на немецком языке Криволапов, не понимая дословно офицера и оглядываясь по сторонам, где может быть майор Ольбрихт.

— Что вы крутитесь, унтер-фельдфебель, словно в штаны наложили. Предъявите ваши документы, — потребовал лейтенант, обратив внимание, что тот говорит с непонятным акцентом. Патрульные солдаты с сытыми, обветренными лицами тоже насторожились, и направили автоматы на испуганного танкиста.

Криволапов, волей судьбы прибившийся к Францу Ольбрихту и став сержантом, одев, форму врага, без него чувствовал себя совсем одиноким и терялся, когда к нему обращались немцы, особенно при выполнении служебных обязанностей. Он их практически не понимал и готов был либо бежать от страха, либо разрядить в них всю автоматную обойму, чтобы подавить этот страх. Вот и сейчас он, подав свои документы офицеру, зная их безупречную натуральность, скользнул рукой к кобуре, где имел свое законное место «Вальтер 34» – подарок его благодетеля. — Где же все-таки майор Ольбрихт? Стоял ведь на перроне у вокзала, прощался с адъютантом Ремеком, — сверлила одна единственная мысль в голове Степана.

— Следуйте за мной унтер-фельдфебель, для выяснения обстоятельств, — начальник патруля указал рукой в сторону полицейского участка.

— Nein! Nein! — возразил Криволапов. — Никуда я не пойду, господин лейтенант. Хоть убейте, не пойду, — заголосил Степан. — Я денщик майора Ольбрихта и охраняю его «коффер».

— Вы русский! — панически вскрикнул офицер. — Партизанен, — и схватился за пистолет. — Арестовать его.

— Герр майор! Майор Ольбрихт! Помогите! Караул! Убивают! — заорал еще громче Криволапов, сопротивляясь патрульным солдатам, которые выкрутили ему руки и повалили лицом на отпускной чемодан «Великая Германия».

Вокруг патруля стали собираться редкие зеваки из среды отпускников солдат и сержантов. Не зная причины потасовки отдельные из них, а это были, конечно, танкисты, встали на защиту Криволапова.

— Смотри, Ганс, завалили нашего танкиста тыловые крысы.

— Да, вижу, Отто, ты посмотри на них, на их морды. Сало, яйко, млеко – пройдут по домам, вот тебе и пасхальный подарок, а вечером кино, шнапс и проститутки. В окопы их, вшей кормить. Зажрались, мерзавцы.

— Эй, колбасники, — бросил безбоязненно длинноногий Ганс, — отпустите танкиста. Три на одного – нечестно.

— Господин лейтенант, — поддержал друга Отто, — отпустите танкиста, кавалера Железного креста.

— Разойдись по вагонам! — спокойно, но строго, осадил говорливых отпускников начальник патруля, — и, не обращая внимания на ропот толпы, добавил, — сдам вас начальнику жандармерии, и Рейх не досчитается двух младенцев, вами зачатых в отпуске.

— Отставить, лейтенант! — раздался вдруг издали грозный окрик Ольбрихта, который прихрамывая, опираясь на трость, спешил к Криволапову. — Вы что себе позволяете, офицер! Что вы здесь устроили самосуд, — налетел как коршун Франц, на начальника патруля подойдя ближе. Толпа тут же расступилась, пропуская грозного майора. — Это мой денщик, он охраняет мои вещи, мой чемодан.

— Господин майор, но он русский? — удивленно возразил лейтенант и дал отмашку патрульным солдатам отпустить Криволапова.

— Да хоть черный нигер, лейтенант! Какое вам собачье дело. Вы проверили его документы?

— Да проверил.