Выстрелы заглушила сирена: неистовая, душераздирающая. Протяжный вой подстегнул людей. Поднялась невообразимая паника. Людской гул разносился по всему мосту. Сзади напирали, пытаясь быстрее проскочить опасное место. Передние падали, истошно кричали, ползли, их давили. Некоторые раненые прыгали в темные воды Мааса, но не попав в полыньи, разбивались о лед. Франц успел отскочить к перилам, чтобы не быть задавленным.
До выхода оставалось метров тридцать. Михаил и Криволапов жестко работали локтями, продвигались вперед. Сжав зубы, выкрикивали: — С дороги! С дороги! Паршивцы!
Всех, кто становился на пути, Иван, не раздумывая, бил в челюсть. В кулаке была зажата увесистая свинчатка.
— Я сказал с дороги, свинья! — рычал шустрый тамбовчанин, нанося новый, хлесткий удар, свергая с пути очередную жертву: дрожащего от страха санитара-очкарика с безумными глазами.
Франц оглянулся, увидев впереди друзей, напряг мышцы и тараном пошел за ними. Лицо красное, взгляд решительный, злой, волосы растрепаны. — Пропустите, полковника, свиньи! Черт бы вас побрал! — орал он, метр за метром продвигаясь к выходу.
Оставалось совсем немного до края моста, как воздух наполнился пронзительным воем падающих бомб.
Кудахтали береговые зенитки, пытаясь оказать сопротивление крепостям. Выла, что есть мочи, сирена, извещая город о воздушной атаке. Людское море в форме Вермахта и СС растекалось во все стороны от моста, пытаясь укрыться. Гул и вой стоял неимоверный.
Задрожала земля от взрывов. Тяжелые бомбы ложились на левом берегу, где находились батальоны «гитлерюгенд». Изувеченные, растерзанные штурмовики сеяли берег своими телами, кропили снег кровью. Кто был жив, отбегал подальше от моста к спасительным кустарникам и невысоким скалам, кто был ранен, отползал и зарывался в снег.
Миша оглянулся, увидев Франца, с радостью крикнул: — Франц, сюда! — протянул руку и, вырвав из толпы, скатился с ним к реке в укрытие под береговые камни.
В это время в середине моста взметнулись огненные смерчи. Взрывные волны мгновенно объяли и разметали ревущую толпу. Пролеты вздыбились, раскололись и со страшным грохотом стали падать в Маас, кроша лед, затягивая в огромные смертельные воронки сотни несчастных врагов…
Подполковник Шлинке, развалившись в кресле, самодовольно ухмылялся, глядя, как Франц и Михаил аппетитно ели свиную рульку с тушеной капустой. Сочная, мясистая рулька легко поддавалась молодым зубам. Утомленные разведчики, чудом выжившие после бомбежки под Динаном, наслаждались едой, запивая добротным баварским пивом.
Миша стер с подбородка жир, весело промолвил: — Вкусно, но чего-то не хватает, господин подполковник.
— Понимаю, — расплылся в улыбке Шлинке, — сейчас сообразим, — разведчик оглянулся, разыскивая официантку.
Эльза в это время находилась возле Криволапова. Танкиста посадили обедать в зал, чтобы не мешал вести конфиденциальную беседу.
Иван с перебинтованной головой, уплетая котлету, крутился, поглядывал по сторонам, оценивая реакцию персонала на касательное ранение.
— Спасибо, спасибо, — благодарил Эльзу, когда та принесла второй бокал пива.
— На здоровье, господин старший фельдфебель, — ответила искренне девушка. — Я рядом, если надо, зовите, посетителей мало.
— Что так?
— Говорят, русские перешли в наступление под Варшавой. Вот отпускников и отозвали.
— Что? — Иван бросил недоуменный взгляд на Эльзу, перестав жевать. Поняв фразу официантки, сглотнул и удивленно воскликнул: — Так это же под Варшавой, Эльза! А мы в Берлине. Ты что, боишься? Живем, рыженькая! — отхлебнув пива, Иван уже спокойно, нравоучительно добавил: — Главное – мы живы, дуреха! Держись нас и все будет хорошо.
— Я так и делаю. Извините, господин старший фельдфебель, мне нужно идти, — официантка заметила, что ее вызывает подполковник Шлинке.
Эльза расправила белоснежный передник, короткую юбочку. Глядя в зеркальце, подкрасила яркой помадой губы и устремилась к офицерам.
Вход в кабинку перекрывал громадный Степан. Богатырь окинул суровым взглядом хрупкую, прелестную официантку, шагнул вправо, молча открыл дверь.
Эльза проскочила, словно мышка, под рукой великана, сияющая предстала перед Шлинке. — Я здесь, господин подполковник. Что подать? — взгляд подобострастный. Юное гибкое тело наклонено. В руках карандаш и блокнот.
— Графин водки, не шнапс, а водки. Да холодной! И студень, студень подай! Горчички не забудь. Поняла? Да грибочков солененьких не мешало. Грузди есть? — взор Шлинке скользнул ниже и остановился на глубоком вырезе блузки. Глаза заблестели.
— Слушаюсь, господин подполковник, — Эльза подалась вперед, поняв взгляд офицера. — Груздей нет. Есть только грибной гуляш.
— Хорошо, давай грибной гуляш. Беги, детка, выполняй…
Время было обеденное, но посетителей в ресторане «Папа Карло» было немного. Излюбленные места фронтовиков Вермахта служащие не заполняли, побаиваясь инцидентов. Водку принесли быстро. Графин действительно был холодный, запотевший.