Чужой для всех

— Да, мама. Это немцы. Мне надо уходить. Положи еды в мешок, не забудь соли. Я убегаю.

— Сейчас, Мишенька, сейчас, — справилась с появившимся чувством страха Акулина. Но тут до нее дошло, что кругом немцы, а Михаил уходит. — А ты куда, сынок, собрался? — взволнованно спросила она.

— Мама, потом, быстрее делай, что я тебя прошу, — и он скорым шагом направился к дому, чуть не сбив на пороге Веру.

— Миша, стреляют? — на Михаила в упор смотрели большие, проникновенные небесного цвета Верины глаза. В них не было страха. Но не было решительности и злости, что сестра прочла в глазах брата.

— Да, Вера, это немцы пришли. Я ухожу к Трофиму. Буду недалеко. Береги мать и детей, — высказав все это скороговоркой, Михаил вбежал в дом. Быстро надев на себя рубашку и пиджак, по дороге схватив кепку, он на секунду задержался возле матери. Прижав ее рано поседевшую голову к груди, тихо произнес:

— Мама, за меня не беспокойся. Все будет нормально. Вот увидишь, скоро придут наши. Они погонят этих гадов назад. Ты же слышала, что Молотов сказал: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». Я верю в Красную Армию, — обнимая мать, он глазами попрощался с Верой и с младшими сестрами, которые как щеглята вертелись у печи.

— Дай-то Бог, сынок. Дай-то Бог, — шептала Акулина и гладила его по спине. — Но ты не лезь на рожон. Береги себя. Ты один у нас кормилец, — мать всхлипнула.

— Все, мама, мне пора, — Миша отстранился от матери, стер с ее щеки, набежавшую слезу, схватил сложенный Акулиной армейский мешок и хотел было уходить. Но видя унылые и подавленные лица родных, чтобы как-то всех приободрить, он улыбнулся и с бравадой добавил: — Выше голову, сестрички. Я вернусь. Мы еще Гитлеру опалим усы, — дети засмеялись.

— И еще кой-кому, — вдруг понуро и тихо, не смеясь, проронила Акулина.

— Что ты сказала, мама? — Миша недоуменно и строго посмотрел на мать, задержавшись у двери.

— Беги, сынок. Беги. Это я так, просто, по-бабьи, — без улыбки ответила та.

— Ты больше так не говори, мама, — сердито сдвинув брови, произнес сын, теребя пальцами козырек кепки.

— Не буду… Иди же ты, наконец, Миша. С Богом, иди, — с надрывом громче произнесла Акулина и, вновь всхлипнув, перекрестила сына.

Тот еще раз строго и недоуменно глянул на мать и выскочил из хаты. Когда Миша пробегал огородами он не видел, как из-за окна крайней хаты поселка на него внимательно смотрели недобрые глаза.

— Глянь, мать, как «Мишка-стропила» бежит. Как гусь согнулся, — оскалились зубы.

— Скоро добегается, — вторили тому. — Немцы порядок наведут. Отольются большакам наши слезки. Загубили, гады, батьку. Кулака нашли, краснозадые.

— Мать, а правда, что дядьков Мишкиных тоже раскулачили в 30-м.

— Ой, Аркаша. Пойми этих людей. У Акулины Восьмериковой четверо братьев на Соловки упекли, а она стала ударницей колхоза. А какое хозяйство было у них? Ты бы видел? Три коня, пять коров. А земли сколько? Как выйдут в поле, не угнаться за ними. А теперь что? Девки и зимой босыми ходят. Одно слово, голытьба…

Оставив позади себя родной поселок Заболотное, Миша принял правее и выскочил к заболоченной, почти пересохшей реке. Даже можно сказать ручью. Гнилушка последние годы совсем обмелела и заболотилась и была проходима во многих местах.

Миша хотел было обойти болотце и направиться в сторону Дорок, небольшой деревни, которая находилась правее Полянинович и укрыться в здешнем лесу. Там он договорился встретиться с Трофимом, местным учителем биологии, в случае тревоги. Но, не добежав метров тридцать до болотца, упал в осоку и пополз назад к кустам ивняка. Перед ним явственно как на ладони разыгралась первая и ужасная кровавая картина приблизившегося боя. Бой был коротким и неравным.

Краснозвездный советский танк Т-26, отступая через центр Полянинович, выскочил на проселочную дорогу, ведущую к поселку Заболотное. Дорога вела через мостик и шла мимо Михаила. Танк завертелся возле мостика, опасаясь, что тот провалится, не выдержав его веса, но получив новые порции пулеметного свинца накативших мотоциклеток, газанул и легко, без последствий проскочил по деревянному перекрытию. Затем остановился и дал короткую очередь из пулемета. Она удачно прошила один мотоцикл и попала в бензобак.

Раздался взрыв. Бесформенные куски и обломки «Цундапа», вместе с искалеченными фашистами горя и дымясь, завалились набок. Но и танк, видимо, был поврежден. Удалившись метров на сто от мостика, он вдруг задергался на одном месте и остановился. И в это время из деревни показался немецкий средний танк со свастикой на борту.

Он притормозил, не спеша развернул башню прямо в сторону противника и в упор расстрелял того из короткоствольной пушки. Русский танк не отвечал, видимо из-за отсутствия боеприпасов.