Чужой для всех

Глаза генерала немного потеплели, по его усталому худощавому лицу пробежала легкая улыбка. Он поднялся с кресла и, подойдя вплотную к адъютанту, произнес:

— Похвально, Рэмек. Достойный ответ. Порадовал, — и похлопал фамильярно подчиненного по плечу. — В траншеи вы еще успеете. Вы нужны пока здесь. У нас с вами дел – гора и маленькая тележка. Но гранатами, майор, запаситесь. Это мое вам пожелание, — и генерал вновь улыбнулся, но это была уже недобрая, злорадная улыбка.

Тем не менее адъютант с облегчением вздохнул. Его щеки начали постепенно розоветь. Ему понравилась шутка шефа.

— Какие будут указания, господин генерал, — отошедший от психического удара адъютант лихо щелкнул каблуками до глянца начищенных сапог.

— Первое, — глаза генерала были вновь суровы. — Соедините меня с командующим армией. Немедленно.

— Будет выполнено, господин генерал.

— Второе, где командир разведывательного батальона гауптман Ольбрихт. На 12 часов он должен быть у меня.

— Ольбрихт – офицер слова, господин генерал. Прибудет без опозданий. Если чего-то не случилось в дороге.

— Вы что-то скрываете от меня, Рэмек?

— Никак нет, господин генерал. Правда…

— Говорите, — генерал насторожился и был весь во внимании.

— Он бывает иногда рассеян. Но это, видимо, после ранения и контузии под Курском.

— Это все?

— Последнее время он замкнут, господин генерал, хотя я знал его веселым парнем.

— Это сказывается в деле? — Вейдлинг в упор смотрел на подчиненного. Рэмека это не смутило. Он знал, что Франца в самом начале войны с русскими опекал тогда еще полковник Вейдлинг. Поэтому все, что касалось Ольбрихта, тот выслушивал с особой щепетильностью.

— Никак нет, господин генерал, — искренне доложил он. — В деле гауптман Ольбрихт безупречен, даже бесстрашен.

— Ваш ответ меня удовлетворил, майор. Вы свободны.

Майор Рэмек четко развернулся и вышел.

Генерал посмотрел на настенные часы. Была половина двенадцатого.

— Франц Ольбрихт… Франц Ольбрихт… — негромко дважды проговорил он вслух фамилию капитана, командира танкового разведбатальона. — Вы для меня загадка. А ведь я вас знаю с пеленок…

Генерал прихрамывая, подошел к секретеру, достал распечатанную бутылку выдержанного французского коньяка и налил золотистой жидкости в бокал. Вдохнул необыкновенно гармоничный тонкий коньячный букет и сделал несколько незначительных глотков.

— Прекрасно, — глаза его заблестели. Генерал разбирался в коньяках и любил этот напиток. Отпив еще несколько глотков из бокала, он сел в кресло и впал в легкое раздумье:

«Что же случилось с вами, Франц тогда в сорок первом? Почему вы отказались от штабной карьеры, и ушли на передовую? Почему подставили себя под пули? Позже переучились на новые танки и стали мужественным командиром. Получили два ранения. Дослужились до рыцарского креста… Почти герой Вермахта. Это не каждому дано. А вернувшись в строй после госпиталя вас вообще не узнать. Это же надо такое надумать. Немыслимо, чтобы такое могло возникнуть в голове капитана Вермахта. Странно. Очень странно.

«Вон, трусишка Рэмек вспотел, бедняга. Боится траншей. Наверное, и гранату толком не бросит. Но как вывернулся, шельмец…», — генерал саркастически усмехнулся.

Вдруг резко зазвонил телефон. Так могли соединять только с командующим армией. Вейдлинг вздрогнул и весь напрягся. Его воспоминания стали быстро улетучиваться. В глазах вновь появился холодный блеск. Он наклонился и, сняв телефонную трубку начал говорить:

— Господин генерал танковых войск, генерал Вейдлинг с докладом.

— Гельмут? Слушаю вас! Надеюсь, вы звоните, чтобы пригласить меня на день своего рождения?

Командующий 9-й армией Вермахта генерал танковых войск Йозеф Харпе с благодушием воспринял звонок боевого товарища и некогда друга по совместной учебе в кадетском училище и тепло повел разговор.

— А может, Гельмут, вы мне предложите сыграть несколько партий в преферанс, как в молодые годы за кружкой доброго пива и с актрисками… Кхе-кхе-кхе-кхе, — мелко закудахтал полнеющий Харпе. Он был в хорошем расположении духа.

Звонок Вейдлинга застал его после проведенного позднего завтрака в загородном доме, бывшем до войны санаторием красных офицеров под Бобруйском на берегу реки Березина. Съев пару яиц всмятку, и выпив чашку крепкого кофе с булочкой с маслом и джемом, он сидел в кресле, размышляя о предстоящей поездке в Берлин. Ему намекнули, что его вызывают с хорошими намерениями. Харпе в этот солнечный апрельский день мечтательно строил для себя самые радужные планы.

— С удовольствием, герр генерал, я приглашу вас на свой день рождения, — без энтузиазма ответил Вейдлинг. — Но это будет 2 ноября. Тогда же мы сбросимся и в преферанс. Я звоню вам по другому поводу. Я стал плохо спать, Йозеф. И я знаю почему.

— Почему, Гельмут? Вы нездоровы? Все беспокоит нога?

— Нет, со здоровьем как раз, слава Богу, все в порядке. А нога? — Вейдлинг скривился, одно напоминание о ней ему было неприятно, она саднила и мешала в работе. Он сделал глоток коньяка, кашлянул и продолжил:

— Как русские говорят: "До венчания заживет», а драпать придется, так и здоровая нога не поможет.