Чужой для всех. Книга 1

-Перестаньте дуться генерал,— Харпе дотронулся вновь до руки Вейдлинга и добродушно, но с пафосом, прекращая смеяться, произнес: — Желающие избежать Сциллы, не минуют Харибды.

Вейдлинг дернулся, услышав такое из уст командующего и, отшатнулся от него как от прокаженного. -Как вы можете такое говорить! — его губы дрожали от возмущения. — Русские концентрируют ударные броневые силы у Рогачева и Паричей. Сюда перемещаются тайно танковые корпуса: 9-ый генерала Бахарова и 1ый-гвардейский, генерала Панова. Кроме того стягиваются сухопутные силы для совместного нанесения ударов. И я предполагаю, что маршал Рокоссовский наметил нанести нам два главных удара, нацеленных на Бобруйск.

Зная об этом, и не предпринимая усилий для подготовки к отражению удара, как вы можете такое говорить генерал? В

ы представляете, что нам нечем противопоставить их танковым кулакам! — Вейдлинг повысил голос.— Вы представляете, что 9-ой армии, я не говорю уж о своем корпусе, грозит полное окружение и уничтожение в огненном кольце. Или вы уже полностью безразличны к участи этих мальчиков, которые смотрите, как приветствуют вас. Вас генераль-оберст!

-Оставьте, наконец, этот вопрос в покое!— зло оборвал Вейдлинга Харпе, вспомнив незаслуженный упрек в паникерстве со стороны командующего группы армий 'Центр' фельдмаршала Буша, когда представил тому разведданные 'Арийца'. — Вы сами знаете не хуже меня, что многие просчеты в этой войне не потому, что у нас плохие солдаты. Нет! Нет! Нет! Я всегда это повторяю. Лучше немецкого солдата не было и не будет!

Все наши беды потому, потому, что там, — Харпе закатил глаза и поднял палец вверх, — сидят бездарные генералы и ими командует..., ими командует,— Харпе хотел было продолжить фразу, но осекся, посмотрев вперед. Несмотря, что его салон от водителя и адъютанта разделялся перегородкой с раздвижной форточкой, и их разговор почти не прослушивался, он закрыл рот. Но через мгновение, крича, добавил:— Вам понятно это господин генераль-лёйтнант! Черт бы, вас побрал! И, не высказывайте мне больше претензий по поводу степени моей преданности нации и, ее солдатам. Я запрещаю вам делать это. Или мы поссоримся с вами навсегда,— Харпе тяжело дышал.

— В Ставке не поверили 'Арийцу'. Фюрер остался при своих взглядах на стратегическое развитие лета 1944 года. Вам понятно это генераль-лёйтнант! Единственное чем я могу вам лично помочь, в ожидающейся заварухе, так это похлопотать о переводе к себе. И то потому, что знаю вас лично как мужественного и стойкого генерала. Кстати мы уже приехали. Так что думайте и решайте, где вы будете во время летнего наступления русских. Или я за вашу жизнь не ручаюсь.

-Я останусь здесь и до конца со своими солдатами господин генераль-оберст,— ответил без раздумья побледневший в одночасье Вейдлинг. Его поразило отношение Ставки к добытой кровью информации о готовящемся наступлении русских. В эту минуту его взгляд излучал больше растерянность, чем гнев, или презрение к Харпе.

-Если мне суждено погибнуть в белорусских болотах, — медленно продолжил он, — то я буду благодарен господу, лишь за то, что он подарил мне смерть на поле брани, а не с пышногрудыми красотками.

Желаю вам блестящих побед в новой должности,— и генерал не дожидаясь, когда водитель откроет дверь с его стороны, резко дернул ручку вниз и вышел из машины, дав понять старому другу, что разговор закончен...

Поздно вечером командир 41 танкового корпуса Вермахта был сильно пьян. Небрежно развалившись в служебном кресле, он усталыми, осоловелыми глазами смотрел перед собой. Правая рука генерала сжимала коньячный бокал, а левая держалась за подтяжку брюк. Полностью расстегнутый френч говорил о крайнем нервном расстройстве генерала и о том, что служба для него сегодня давно перешла в разряд личного времяпровождения.

Потягивая, в одиночестве коньяк и закусывая его дольками лимона, генерала временами клонило ко сну. Однако прилечь здесь в кабинете, не уезжая в гостиницу и заснуть, ему мешала сильная головная боль, приступы которой возобновлялись с каждым новым глотком коньяка. Кроме того, поток тяжелых мыслей, роем лезших в душу, так же не давал покоя.

Вейдлинг подмечал и ранее, а теперь его наблюдения окончательно подтвердились, что после выпитой бутылки у него начинаются сильные головные боли. Осознавая опасность принятия большой дозы алкоголя для своего здоровья, а он как истинный немец беспокоился о нем да же на фронте, он делал неоднократные попытки меньше пить, но это ему не всегда удавалось. Сегодня то же был не тот случай. Прощальный разговор с бывшим командующим 9 армией Йозефом Харпе и полученные новые сведения от 'Арийца' были тому причиной.

Взбудораженный, воспаленный мозг, не успокоившись за день, выстреливал в эти ночные минуты все новые и новые раскаленные стрелы, облитые ядом возмущения, отчаяния и горечи. И затушить душевный крик изрядными порциями конька он не мог.