Чужой для всех. Книга 2

Rein Oberst «ЧУЖОЙ ДЛЯ ВСЕХ» Книга 2

ВСТУПЛЕНИЕ

Июнь 2010 года. Берлин

Марта Ольбрихт боялась прикоснуться к конверту. В этом голубом прямоугольнике с официальным штампом МИД был запечатан страх. Страх, который сопровождал всю жизнь. Страх за свою судьбу, за судьбу детей и внуков, за их благополучие. В конверте был приговор: страшный и непререкаемый. Теперь она собственноручно должна отнести его к мужу, и тогда она узнает…? Или не нести?

Впрочем, что за чушь, какое значение сейчас может иметь то, что в письме? Жизнь практически прожита и прожита, как ей казалось красиво и достойно. Да и многое ли ей надо сейчас от престарелого мужа. Тем не менее, щемящая боль в груди, вспыхнувшее непреходящее волнение вновь напомнили ей о месте в сердце Франца. Марта как никогда остро почувствовала себя самозванкой. Самозванкой занимающей чье-то положение все эти годы.

Вдруг ненависть захлестнула ее. Всю жизнь она чувствовала, что та женщина живет рядом с ними. Это ей доставалось все то, что должно было принадлежать ей, Марте, которая всегда была верной женой, хорошей матерью и образцовой хозяйкой. У них с мужем было все хорошо — и все же ничего не было. Ничего из того, о чем Марта мечтала, когда выходила замуж в конце той страшной войны. Потому что была она, та женщина.

Хотя, что та русская женщина, может сделать ей, Марте, сейчас? Да и жива ли она вообще…? Жизнь прожита. Никто не заберет у нее мужа, детей, дом. Прошлое осталось в прошлом. Война, униженные и запуганные немцы, русские в Берлине, молчащие мужчины, прячущие военную форму по чердакам. Тайны, которые они носили в себе и не дававшие им спокойно жить, раны, которые не заживали — все это в прошлом. Но так ли это? Вот, весточка оттуда через столько много лет?! Значит, война — ее война — продолжается?

Ну, что ж! Встряхнув головой, Марта Ольбрихт постучала в дверь кабинета мужа.

— Дорогой, тебе письмо из России! — проговорила она, наверное, слишком громко.

Как в замедленной съемке, она наблюдала, как бледнеет лицо мужа, как он берет в руки письмо, смотрит на штемпель, подходит к столу. Полуобернувшись, он хочет ей что-то сказать — может, ей выйти? И медленно, очень медленно, оседает на пол, сжимая в руке так и не вскрытое письмо.

Марта вскрыла конверт. Она была сильной женщиной. Герру Ольбрихту, который через неделю пришел в себя после обширного инфаркта, она бодро сообщила, что нашлись его родственники в России…

Берлинская стена была разрушена, но ее острые обломки остались не только на улицах. Они как осколки волшебного зеркала разлетелись и разбередили давно, казалось бы, зажившие раны, возвращая боль, напоминая о потерях и воскрешая все то, что было похоронено под слоем пепла. То, что для одних жизнь, для других — смерть. В этом сущность войны. И даже любовь, которая с этим не согласна, становится вне закона.

Ольбрихт не был единственным солдатом Рейха, который позволил себе любовь к неарийской девушке во время войны. Им почти удалось — но «почти» не считается. И все годы после войны Ариец думал: «А был ли у них шанс на самом деле…?».

Теперь, держа в руке письмо из России, где он проливал свою кровь, где встретил свою единственную любовь, он вновь задал себе этот вопрос: «А был ли у них шанс на самом деле?». И дрожащие бескровные губы, тихо прошептали: «Нет…». Лицо посерело в одночасье, обмякшее тело сжалось от боли, и он, ища поддержки от Марты, сделал робкое движение к двери. Но случайно увидев свое отражение в зеркале, содрогнулся. Тугой уродливый змеевидный шрам, выступавший от правого уха вниз к подбородку, явственно кричал о том страшном, но незабываемом времени и притягивал, словно магнитом к себе. Зрачки расширились от ужаса, руки непроизвольно потянулись вперед. Падая, он шагнул туда, в зазеркалье, в свою прошлую жизнь…

ГЛАВА 1

2 часа ночи. 17 мая 1944 года. На участке фронта 18 моторизованной дивизии Вермахта. Быховский район. Беларусь.

С протяжным шипением, прожигая ночное небо, взметнулась сигнальная ракета. Достигнув апогея, она рассыпалась яркими желтыми гроздьями над нейтральной полосой. На какое-то мгновение, вырванное из тьмы мертвое пространство, зажатое противоборствующими сторонами, осветилось словно днем. Ряды колючей проволоки, в том числе, спирали «Бруно», противотанковые ежи, минные поля, перепаханные снарядами, нашпигованные свинцом, на одном из которых застыла сгоревшая «Пантера» с красной звездой на борту — все предстало взору ночным расчетам. Дозоры с тревогой всматривались в одиноко падающую ракету, в подсвеченную зону, где казалось зайцу невозможно проскочить, не то, что людям, недоумевали по поводу неожиданной ночной вспышки.