Чужой для всех. Книга 3

Франц резко развернулся на каблуках. Схватил за грудки пыжившегося Криволапова, затряс. Степан не оказывал сопротивления, понимал, что сила на стороне немца. Наоборот, скукожился и забормотал скороговоркой, словно беспризорник, попавший за хулиганство в отделение милиции:

— Я только так, для острастки, я только так! Господин полковник! Вы меня неправильно поняли. Я же свой… Да я, за вас… Вы же меня знаете…

— Степан! Гитлера не трогать! Слышишь меня. Не трогать! — выдавил Франц яростно и вновь отбросил танкиста. Затем развернулся к Шлинке и выпалил в упор: — Слышите, Иоганн? Не трогать! Как бы ни чесались у всех кулаки. Гитлера в Москву доставим живым, только живым. Это единственный шанс самим остаться в живых. Это приказ!

В эту минуту дверь с шумом распахнулась. В комнату ворвался взмыленный Новосельцев и гнетуще-мрачным голосом крикнул:

— Танки!

— Что? Танки? — воскликнул Ольбрихт удивленно и, развернувшись на окрик, вдруг разразился каким-то странным, неудержимым, гомерическим хохотом, срывавшимся на визг и вырывавшимся, казалось, изнутри Франца, а не из уст. Глаза немца были по-прежнему холодны и беспокойны. Тело же тряслось, отчего можно было подумать, что у Ольбрихта начался приступ легкого помешательства.

— Франц, что с вами? — недоуменно бросил Шлинке и, подойдя к немецкому разведчику, ткнул кулаком в плечо.

Франц еще пуще затрясся. Смех был настолько неуместным в данной ситуации, что даже Гитлер, придвинувшись плотнее к стене — он по-прежнему сидел на полу, — вытянул голову из шинели, словно вылупившийся детеныш динозавра из разбитого яйца, молча и любопытно уставился правым глазом на Ольбрихта.

Степан и Миша застыли, не понимая веселости немца. Хохот прекратился так же неожиданно, как и начался. Франц, сжав челюсти, выдавил холодно:

— Посмеялись, достаточно, — а Клаусу послал негодующий мыслевопрос: «Ты нанюхался веселящего газа, пришелец?» — «Да нет, смеюсь над тобой. Накаркал танки Раттенхуберу, вот и расхлебывай теперь позицию».

— Что застыли? — еще громче рыкнул Франц. — Степан, бегом к «Пантере». Шлинке, отразите атаки нацистов, если полезут. Летчиков к самолетам, готовность номер один» По моей команде взлетаем. Клебер… — Франц обнял Михаила, посмотрел в глаза. — Миша, — задрожали его губы от волнения. Немец впервые назвал белоруса по имени, — на тебе вся ответственность по охране Гитлера. Помни: Фюрер должен быть живым. В этом наше спасение. Охраняй здесь. По зеленой ракете — бегом к самолету. И еще… помоги Вере, Златовласке в случае… В общем, если меня не станет… Обещаешь?

— Обещаю…

— Господин полковник! — оборвал Ольбрихта Новосельцев. — Американцы движутся на Бастонь. Вот-вот будут здесь. Не теряйте время!

Франц развернулся к комбату, пронзил жестким взглядом.

— Полковник! — вновь обратился Новосельцев. — Не теряйте время. Принимайте бой!

— Да. Вы правы, — согласился Франц и, смахнув с висков скатывающиеся капельки пота, выдохнул с надрывом: — К бою! — и устремился на выход за Степаном…

К стартовому домику, лязгая гусеницами, уже неслась «Пантера». Из открытого люка торчала чубастая голова Криволапова. «Вот шельмец! Как на него обижаться?» — подумал Франц о Степане.

Тот, остановившись возле Ольбрихта, крикнул ему:

— Пожалуйста, господин полковник! Карета подана.

— Хорошо, Степан! Ты отличный сержант, — ответил Франц, улыбнувшись краешками губ, и через мгновение, находясь в командирской башенке, добавил: — Давай, пошел вперед на возвышенность к зеленке, что за летным полем. Хотя отставить!

Франц понял, что не успеет. Шум боя стремительно приближался к аэродрому. Коноплев не удержал американские танки, которые рвались к Бастони. Дорога проходила недалеко от взлетно-посадочной полосы.

«Надо было взлетать! — заскрежетал Клаус. — Ты зачем так долго возился на стартовом пункте, делал разборки с русскими из-за дребаного фюрера? Наци получил по физиономии, и правильно. Ты потерял время, олух!»

Франц скривился от боли в ушах. Хрип попаданца царапал барабанные перепонки, словно лапки жука, попавшего в ухо.

«Не лезь, Клаус! — огрызнулся он. — Тебе не видно в башке, что творится в реальности. Мне надо было прекратить избиение Гитлера. Он нам нужен живым». — «Тогда запускай ракету, чего ты ждешь? Успеем взлететь до подхода „Шерманов“». — «Поздно. Ветер восточный. Самолеты не успеют вырулить на полосу и взлететь. Лучше дай сосредоточиться. Это мой последний бой. Твой остался в Афганистане». — «Хорошо, не буду мешать, действуй по обстановке. Но помни, я вернусь в свой мир, когда ты впадешь в кому на операционном столе. Если ты погибнешь, то погибну и я. Желаю небольшой раны и, главное, попасть на операционный стол. Я помолюсь за тебя. Конец связи».

— Господин полковник, жду команды! — подал голос Степан, всматриваясь в панораму. — Вижу справа танки.

Франц и сам заметил две «зажигалки „Ронсон“», выползавшие на дорогу еле заметными мишенями.

— Степан, слева караульное помещение. Видишь? Дистанция пятьсот на одиннадцать вечера.

— Вижу.

— Полный газ!