Последнюю строчку письма пишет медленнее обычного, произнося вслух:
«…Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать, для того чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам.
И. Сталин».
Иосиф Виссарионович перечитал написанный текст, остался доволен. Подумал: «Наступление — наша козырная карта на Ялтинской конференции. Можно диктовать американцам и англичанам условия…» Губы разошлись в усмешке: «Наверное, Уинстон забыл о своей задумке „Немыслимое“, пыхтит, спит плохо. Вторым Дюнкерком попахивает. Вояки…»
Глаза вождя почернели, взгляд ожесточился. Рука потянулась к трубке, но, застыв, сжатым кулаком легла тяжело на стол.
— Все выйдет по-нашему! Дьявол! С мечом придешь, от меча и погибнешь!.. Однако пора спать. День был трудный…
Иосиф Виссарионович отпил немного остывшего холодного чая и, не раздеваясь, только расстегнув крючок френча и сняв сапоги, улегся на дежурный диван, укрылся пледом.
Щелкнул выключатель торшера…
Веки вождя тяжелеют. Тело расслабляется, он погружается в сон. На лице застывает легкая ухмылка, губы подрагивают:
— Кто к нам с мечом придет, от меча и погиб… нет… От меча и по-гиб-нет…
Глава 14 6–20 января 1944 года. Вера — Франц. Москва — Берлин
Капитан госбезопасности Володин торопливо поднимался по широкой лестнице. За ним поспевала сотрудник управления НКВД Решетова — высокая статная женщина средних лет с миловидными чертами лица.
— Что будете делать с девочкой? — бросил офицер на ходу.
— Немного поживет здесь, я присмотрю. Позже сдадим в детдом. А что, Дедушкину в лагерь? — в голосе Решетовой слышалось волнение.
— Не знаю! — раздраженно выпалил капитан и остановился на площадке. Оглянулся по сторонам. Убедившись в отсутствии жильцов, добавил: — Получил команду срочно доставить в управление, прямо наверх.
— Что, все так серьезно?
— Да, Аделаида, война. Ваша дверь, открывайте.
— Может, обойдется? Жалко их. Я привыкла к ним.
— Открывайте.
Решетова вставила в замочную скважину длинный стальной ключ, повернула два раза. Щелкнул замок двери квартиры под номером девяносто три. Аделаида потянула ручку, тихо промолвила:
— Заходите, товарищ капитан.
— Вы первой. Только без фокусов. Приказано быть деликатными.
Златовласка, увидев Аделаиду, соскочила с деревянной лошадки и сразу побежала на кухню с возгласом:
— Герасим-на, Герасим-на.
Стукнула ладошками в дверь. Она открылась. Запах жареного лука потянулся сквозняком в коридор. На кухне готовился обед. Глаза Решетовой посветлели, она громко сказала:
— Вера! Выйдите на минуту. К вам пришли.
— Тише, Злата, разобьешься. Одну минуту, я сейчас, — отозвалась Вера.
Выйдя в прихожую, молодая женщина встревожилась. Она увидела Аделаиду и капитана Володина, подумала: «Давно не видела вместе эту парочку. К чему бы это?» Спросила:
— Что-то случилось, Аделаида Герасимовна? Смотрю, вы не одни.
— Ничего не случилось, Верочка. Просто вам нужно проехать с товарищем капитаном.
— Я сварила картофельный суп, может, пообедаем?
— Спасибо, в другой раз, — вступил в разговор Володин. — Собирайтесь, Вера Ефимовна, проедете со мной.
— Мне надо покормить дочку. Может…
— Собирайтесь, — повторил капитан резче. — Вам десять минут на сборы.
Вера побледнела, притянула к себе Златовласку, дрожащим голосом выдавила:
— Что, уже?.. Вы же говорили, что нас не тронут. Как же так? Что будет с дочкой, гражданин капитан?
— Вера, ведите себя ответственно, идите собираться, — потребовала Аделаида. — Я покормлю Злату, присмотрю за ней. Возможно, вас вызывают уладить какие-то формальности.
— Формальности? У вас не бывает простых формальностей и конвой не приставляют. Что вы за люди? — полуночно-синие глаза Веры жгли капитана, наполнялись слезами. — Вы же говорили, что с меня сняли обвинение.
— Вера Ефимовна, ну что вы скандалите? — скривился Володин. — Вам сказали, что нужно уладить некоторые формальности в вашем деле, не задерживайте меня.
— Вера, не злитесь, — уговаривала Аделаида. — Вызов связан с вашей работой. Вы же писали заявление, что хотели бы устроиться санитаркой в военном госпитале. Вот вас и вызывают. Не беспокойтесь. Доверьтесь мне. Отпустите дочку. Злата, иди ко мне. Маме надо собираться.
— Это правда? Вы говорите правду, Аделаида Герасимовна?
— Правду. Делайте, что говорят!
— Хорошо, может, вы правы, — такое объяснение вызова ее устраивало, тем более голос у Аделаиды был убедительный, спокойный. — Златочка, иди к тете Аделаиде. Мне надо отлучиться из дома. Я скоро вернусь…
Ехали минут двадцать. Сотрудники госбезопасности молчали, молчала и Вера, раздумывая о необычном вызове. Куда ее везут? Неужели опять в лагерь? Что станется с дочкой? Нет, не в лагерь, повернули в центр города, а не на Ярославский вокзал. Может, и не соврала Аделаида?
Улица хорошо просматривалась. Редкий снег падал на мостовую, дома. Дворники эмки лениво работали, сбивали снежные пушинки. Город жил военной, но праздничной жизнью. Тротуары и улицы были вычищены. Витрины магазинов в праздничном убранстве. Регулировщик на своем месте.