Чужой для всех

— Да, — Лобанов крякнул от удивления, после мысленной обрисовки Арийца. — Какой-то положительный немец получился.

" В составленный им типаж явно не вкладывался нацист — смертник. Но что тогда побудило его пойти на такой шаг? Ведь назад дороги нет, и не будет. Мы ему не позволим. Уже пошла в войска директива из штаба фронта. Но если это не фанатизм, то что? Что заставило офицера Вермахта пойти на верную смерть?

Абвер и армейская разведка не проводят таких операций, заранее зная, что она провальная и разведчик не возвращается».

Лобанов задумался и сделал глубокую затяжку очередной папиросы.

«Оставленные в тылу награбленные драгоценности? — чушь. Личные отношения к женщине? Душевная травма? Вроде тоже блаж.

Однако почему бы и нет? А что если это ухарство, это «гусарство» ради любимой женщины?

Но это так не характерно для немцев! Будь он горячим кавказцем, это понятно». Подумав так, Лобанов сжался от смелой мысли и осмотрелся по сторонам. Но никто не подслушивал и не подсматривал за ним. Тогда он налил из графина стакан воды и залпом выпил ее. Немного посидел с закрытыми глазами и, успокоив себя, с усмешкой проговорил:

— Однако это уж слишком».

«И все же, может это особый немец? — после неординарной паузы его мысли вновь взяли рабочее направление. «Свою личную драму он прикрывает идеей борьбы за Великую Германию. Наверное, и крест железный имеет за геройские поступки. А силовая разведка — это игра для души и одновременно поиск смерти в экстремальной ситуации, так сказать способ уйти от душевной внутренней проблемы.

Красиво…, но мудро и глупо. Или что-то другое его толкало. Но что? Кто помог ему детально продумать и организовать такой смелый и новаторский рейд в наш тыл? Почему до сих пор мы его не нашли? Проходит через наши кордоны словно призрак.

Тем не менее, майор Лобанов взял рабочий блокнот и сделал в нем пометку: «Срочно проверить контакты местного населения, в скобках женщин, с немецкими офицерами, которые не были интернированы по тем или иным причинам и не вывезены в Германию. Особое внимание — дети, рожденные в оккупации от немцев. Районы поиска: приграничные сельские районы в зоне 1-го Белорусского фронта (хозяйства Романенко и Горбатова).

Майор отложил карандаш и откинулся на стуле. " Ну и подкину я вводную следователю. Нет, проверку поручу старшему лейтенанту Киселеву. Энергичный, дисциплинированный работник. Этот если уцепится, то вытянет один репку из земли. Тем более, что в управлении Смерш фронта во втором отделе все подстилки районного масштаба на учете. Найти их не представляется большого труда. Хотя времени катастрофически мало».

Майор вновь напряг свой парадоксально рубленый, складчатый лоб и задумался. Курить больше не стал. Горло и так першило, как будто бы его потерли наждаком.

Но сегодня и впрямь работа шла вяло. Полного ясного ответа на поставленные вопросы он не находил.

Через минуту другую он с отвращением сильно вдавил в банку недокуренную папиросу, которая лежала и чадила и, тяжело посмотрев на входную дверь, крикнул:

— Красильников! Ко мне!

— Я товарищ майор, — заскочил в хату, чуть не задев косяк, старший сержант госбезопасности.

— Я. Я. Головка… от снаряда! — бросил тому в лицо офицер. — Как нужно отвечать сержант, когда вызывает тебя начальник?

— Товарищ майор, старший сержант Красильников по вашему приказанию прибыл! — застегнув крючок гимнастерки и не смутившись окриком офицера, басовито отрапортовал сержант.

— То-то, же! Распустился, гляжу, ты в тылу, зажрался. Одного ремня поясного скоро мало будет…

Полнеющий сержант чуть шмыгнул носом, но промолчал.

— Что нового Красильников? Донесения из групп захвата были? Нашли диверсантов?

— На связь группы не выходили. Молчат товарищ майор.

— Ух! — Особист помахал тому кулаком. — Следователя и этого пленного капитана Новосельцева ко мне. Понял? Одна нога посыльного здесь, другая там. Вперед.

— Слушаюсь…

— Стоп! Ко мне. Выбрось это, — майор указал рукой на банку с окурками.

— Слушаюсь…

Через пятнадцать минут в хату вошел молодой лощеный старший лейтенант в прекрасно сшитой и сидящей на нем форме с пагонами госбезопасности и скрипучей новенькой портупеей и повел криво носом. — Накурили майор, хоть топор вешай. — Затем повернулся к двери и громко крикнул: — Заводите!

Тут же придерживая за руки, волоком втащили в хату капитана Новосельцева. На командира батальона страшно было смотреть.

Его опухшие губы, заплывшие в кровоподтеках глаза, почти безжизненное, плетью повисшее на руках двух квадратных конвоиров тело, зримо говорили о перенесших им недавно тяжелых пытках. Несмотря на это капитан пытался не стонать и идти самостоятельно. Но это у него выходило плохо.

Новосельцева подтянули на середину комнаты и усадили на табурет. Но он был настолько слаб что, не удержался в вертикальном положении и свалился на пол. По хате разнесся его болезненный хрип, а за тем булькающий удушающий кашель с кровью. Кашель вскоре прекратился. Комбат сплюнул на пол кровяной сгусток и, вытирая рукавом гимнастерки лицо, дрожащими разбитыми губами проронил:

— Сволочи! Вам еще воздастся за все.