Чужой Дозор

И немногочисленные останки отряда растворились в джунглях. Никто из измученных бойцов сейчас и не вспоминал, что всего несколько дней назад они всерьез рассчитывали освободить Тростниковый остров от тирании. Сейчас все их мысли были лишь о том, куда свернуть и как запутать свои следы, чтобы обмануть противника и выжить.

А это было непросто. На протяжении трех долгих дней после высадки отряд Фиделя продирался по густым колючим зарослям дикого кустарника. Болотная жижа насквозь пропитала одежду и обувь, солнце нещадно палило, москиты казались врагами похуже солдат Сальдивара – а те, в свою очередь, словно упорные охотники, загоняющие дичь, планомерно теснили отряд в глубь суши, пока наконец не настигли их в местечке под названием Алегрия-де-Пио.

Там, под ливнем из пуль, Фидель потерял половину своего отряда.

Еще четверть попала в плен к настигшим их войскам Сальдивара.

Оставшиеся в живых из последних сил пытались добраться до Сьерра-Маэстра и на своем последнем пути не жалели ни себя, ни вражеских солдат и уже без колебаний оставляли своих мертвых.

Или даже живых – как Эрнесто.

А тот, сидевший под тенью апельсинового дерева, сжимал в руках автомат, ждал каскитос и чувствовал, что кровь почему-то перестает течь из раны. Но Эрнесто был слишком изнурен своей загадочной болезнью, чтобы этому удивляться. Он знал только, что солнце припекало все жарче, нагретый влажный воздух противно облеплял тело, а вокруг на все лады кричали, вызывая боль в висках, шумные обитатели джунглей.

Эрнесто не знал, сколько прошло времени. Он то терял сознание, то снова приходил в себя, день сменялся ночью, темнота – светом, волны слабости накатывали и уходили, и тело уже почти не реагировало на непонятную боль, прошивающую его насквозь, на головокружение, озноб и терзающую сильнее всего жажду. И только образ Сол, который, как ему казалось, он давно похоронил, то и дело появлялся перед его глазами и смотрел на него печальным, будоражащим душу взглядом.

Эрнесто так и не сделал ни одного выстрела – то ли каскитос обошли его стороной, то ли прошли мимо лежащего без сознания диверсанта, решив, что он мертв.

Но вот в какой-то момент Эрнесто понял, что рана на шее затянулась; сил удивляться тому, как быстро это произошло, не осталось. Он думал лишь о том, что, значит, теперь он точно выживет. А раз так, надо двигаться дальше.

Эрнесто поднялся на подгибающихся от слабости ногах и осмотрелся. Горы Сьерра-Маэстра казались обманчиво близкими, но он знал, что это не так, и путь до них в его теперешнем состоянии мог занять даже не дни, а недели. Тем не менее Эрнесто направился к ним, надеясь, что его товарищи сумели-таки добраться до гор и у него получится с ними воссоединиться.

Внезапный окрик возник словно из ниоткуда.

– Стоять! Руки на голову!

Слова медленно доходили до замутненного сознания. И не вызывали никакой реакции – ни паники, ни страха. Лишь бесконечное безразличие.

Эрнесто поднял руки и равнодушно обернулся.

Позади него стояли трое каскитос.

– На колени, – удовлетворенно скомандовал один из солдат, с нашивками капитана. – No te muevas, imbécil![19]

И тут в глубине души Эрнесто вновь полыхнула совсем было позабытая из-за неимоверной усталости и боли, но так хорошо знакомая и так пугавшая его раньше бешеная ярость. Как смеет этот недоносок ему приказывать, как смеет требовать, чтобы он встал перед ним на колени?

– И не вздумай сотворить какую-нибудь глупость! – прикрикнул капитан, увидев, что его пленник отчего-то медлит, и для убедительности потряс направленным на него дулом оружия.

…Позже Эрнесто не раз пытался восстановить цепочку событий, но каждый раз безуспешно. Память хранила лишь воспоминания о том, что мир снова стал серым, холодным и бесцветным, отгородился от реальности плотной завесой, а вражеские солдаты превратились в колыхающиеся теплые тени, заманчиво пульсировавшие перед ним. Настолько заманчиво, что удержаться не было ни сил, ни желания. Очевидно лишь то, что именно в тот раз Эрнесто впервые уступил своим инстинктам, потому что когда он пришел в себя, то обнаружил, что жадно глотает кровь прямо из разорванного горла капитана, а над головой, в кронах пальм, громко перекрикиваются нарядные сине-зеленые попугаи. Тела двух других каскитос сломанными куклами лежали неподалеку, и их неестественные позы не оставляли никакого сомнения в том, что случившаяся с ними неприятность исправлению не подлежит.

Вкус, наполнявший рот, казался очень знакомым, и через несколько мгновений Эрнесто сообразил, что он был точь-в-точь как у зелья, проданного ему старухой-брухо на магическом рынке в Мехико.

Это была кровь, и человеческая часть Эрнесто содрогнулась от отвращения.

Но новая, незнакомая ему ранее часть, наконец-то почувствовавшая близкое освобождение, ликовала, ощущая себя как никогда живой.

* * *

Сьерра-Маэстра, Тростниковый остров,

13 декабря 1956 года

Эрнесто нашел братьев Рус с остатками отряда пару дней спустя, в крошечной безымянной горной деревушке, надежно спрятанной среди ущелий.