Чужой Дозор

При этом Эрнесто не прекращал совершенствовать свои навыки. Под руководством опытных Иных Че часами упорно отрабатывал непросто дающиеся ему магические приемы, а под руководством опытных солдат без устали практиковался в стрельбе, метании ножей и рукопашной борьбе. Команданте хотел быть лучшим во всем – как в человеческом, так и в Ином, и с поразительным упорством шел к своей цели.

В полном отчаянии остатки Дневного Дозора обратились к Инквизиции. Но та не спешила разделять их опасения и пока не видела причин вмешиваться.

– Мы следим за тем, чтобы не нарушался баланс сил Света и Тьмы. Ваш вампир-одиночка убивает Темных, а не Светлых. Следовательно, формального нарушения Договора не было, и происходящее является не изменением баланса сил, а вашими внутренними междоусобицами.

В отчаянии глава Дневного Дозора заявил, что распускает их организацию.

– Наш Дозор для команданте – как красная тряпка для быка, – аргументировал он. – Пока есть Дневной Дозор, Эрнесто будет нас преследовать. А поодиночке у нас больше шансов остаться в живых.

И остатки Дневного Дозора рассеялись по острову. Темные забирались в самые дальние, самые глухие уголки страны и старались не пользоваться Силой и вообще не привлекать к себе лишнего внимания. Когда-нибудь кто-нибудь непременно остановит этого сумасшедшего вампира, мнящего себя Светлым, – но до тех пор им нужно было как-то выжить…

* * *

Шесть лет спустя

Столица, Остров свободы,

2 апреля 1965 года

Фидель и Модесто стояли на широком балконе с видом на Капитолий. На засыпающий город мягко спускалась ночь, зажегшиеся фонари слегка подсвечивали старинные улицы, делая их похожими на сказочные декорации.

– Я беспокоюсь за него, Модесто, – озабоченно говорил Фидель своему младшему брату. – Вот уже несколько лет как он сам не свой. То, что он творит…

– Да, я тоже слышал эти истории, – перебил Модесто. – Даже собирался приставить своих людей проследить за ним, чтобы узнать, сколько правды во всех этих слухах.

– И?..

– И передумал. Мы же через столько всего прошли; он наш боевой товарищ, наш самый преданный друг. Он мне как брат – самый любимый брат после тебя! А с братьями так не поступают… Лучше уж я буду вообще ничего не знать, чем узнаю чудовищную правду. Но знаешь, порой его приступы бешенства пугают даже меня – а я мало чего боюсь в этой жизни.

– И меня, – тихо признался Фидель.

Братья Рус долго молчали, глядя на то, как постепенно густеет теплая летняя ночь.

– Он несчастен, – нарушил тишину Фидель. – Ты заметил, да? Он был куда счастливее, когда мы, голодные и оборванные, скитались по джунглям, сражались с каскитос, которым не было числа, и грезили о будущем, далеком светлом будущем… А сейчас, когда революция наконец свершилась, когда мы добились всего, о чем мечтали, он стал сам не свой. Потерянный, несчастный – будто ему было важно не достижение цели, а сам путь к ней…

– Да, он как-то раз сказал, что после революции работу делают не революционеры, а технократы и бюрократы. А они по сути своей – контрреволюционеры, так что получается замкнутый круг, – вспомнил Модесто.

– Мне кажется, он особенно сильно изменился после той истории, случившейся два года назад, с советскими ядерными боеголовками – помнишь? Когда мы в последний миг уступили Америке и пошли у них на поводу. Он очень разочаровался тогда в Союзе и, кажется, в нас с тобой тоже.

– Думаешь, именно поэтому он?..

Модесто не договорил. Не решился повторить вслух то, о чем давно уже шептались на улицах столицы. Что команданте уже не тот, что раньше, что он очень сдал и, возможно, даже обезумел – иначе чем еще объяснить, как он с упорством гончей вот уже несколько лет по каким-то одному ему ведомым соображениям выбирал себе жертв, порой даже детей, и преследовал их по всему острову?

– Все возможно, – уклончиво протянул Фидель и тяжело вздохнул. – Самое обидное, я понятия не имею, как ему помочь.

– Может, занять его еще чем-нибудь? – предложил Модесто. – Че постоянно нужна какая-то деятельность, нужен вызов.

– Да куда уж больше? – развел руками Фидель. – Он и так уже директор Национального банка, министр промышленности и член ЦК, Политбюро ЦК и Секретариата партии. Он ездит с делегациями по всему миру, недавно выступал на Генеральной ассамблее ООН…

– Но ты же понимаешь, что если он продолжит… безумствовать, то мы не сможем покрывать его до бесконечности. У нас уже сейчас были бы проблемы, если бы он не продолжал по-прежнему делать все эти вещи в своем духе – спасать раненых, лечить больных, помогать бедным… Ну, ты понимаешь, быть героем. Быть Че.

– Понимаю, конечно. – Фидель устало потер виски, задумчиво посмотрел на младшего брата и улыбнулся: – Помнишь, какой он был, когда мы только познакомились? И потом, в джунглях? Он весь горел! Светился! Хотел бы я знать, куда, черт возьми, делся тот самый Эрнесто…

– Я скучаю по нему, – тихо ответил Модесто.

– Я тоже, – грустно отозвался Фидель.