Чужой клад

Полина проснулась встревоженной, неотдохнувшей и первым делом подумала о том, что ей не удастся избежать расспросов бабушки.

Таки случилось. Сразу же после завтрака Анастасия Михайловна предложила внучке прогуляться. Девушка поняла, что бабушка хочет с ней переговорить наедине, чтобы даже прислуга не могла подслушать.

Они вышли к пруду, потом Анастасия Михайловна повернула направо, где над дорогой под ивами стояла широкая скамейка. С этого места Полина впервые увидела Киприана, и сейчас, вспомнив об этом, невольно улыбнулась.

— Садись, милая, побеседуем, — сказала Анастасия Михайловна, опускаясь на скамью. — Может, все-таки расскажешь, по каким местам ты гуляла вчера вечером? В нашем саду я тебя не нашла.

— Бабушка, а надо ли так строго за мной присматривать? Я ведь уже не маленькая.

— В том-то и дело, что не маленькая, — вздохнула Анастасия Михайловна. — Ты уже настолько выросла, что вполне можешь пойти на свидание к какому-нибудь ловкому ловеласу.

— Почему же сразу к «ловеласу»? — вспыхнула Полина. — Почему ты так плохо думаешь о Киприане?

— А, так, значит, это все-таки он, ты к нему ходила? — Томская строгим взглядом посмотрела внучке в глаза.

— Да, бабушка, я не могу от тебя скрывать, — вздохнула Полина, опустив голову и прижав к коленям стиснутые руки. — Да, я встречалась с Киприаном, чтобы попрощаться перед отъездом. И знаешь, он почти объяснился мне в любви…

— Сделал предложение? — уточнила Анастасия Михайловна.

— Нет, до этого еще не дошло, ведь он так мало с нами знаком. И потом, он видит твою неприязнь к нему. Но я прошу тебя, не будь суровой к Киприану, потому что… потому что он мне нравится. Разве я в этом виновата? — Полина быстро взглянула на бабушку и тут же опустила глаза.

— Девочка моя, так ты влюбилась? — Анастасия Михайловна ласково провела рукой по слегка растрепавшимся на ветру волосам девушки. — Да… рано или поздно это должно было случиться. Жаль, что предмет твоей первой любви не столь удачен, как мне бы хотелось.

— Бабушка, я уверена, что со временем твое предубеждение против Киприана развеется! — воскликнула Полина, целуя бабушкины руки. — Ты ведь всегда говорила, что мои друзья — это и твои друзья, что тот, кто нравится мне, будет мил и тебе. Разве не так?

— Да, внучка, ради тебя я готова благосклонно относиться к Худоярскому, если, конечно, он окажется порядочным человеком.

— Так, может быть, отложим отъезд, чтобы ты смогла лучше узнать Киприана? — спросила Полина, с надеждой заглядывая в глаза Анастасии Михайловне.

— Нет. Поленька, отъезд мы не отложим, это решено. Завтра на рассвете — в дорогу.

— Бабушка, ты, наверное, надеешься, что наши чувства несерьезны и развеются за время разлуки? Но Киприан взял с меня обещание, что я буду думать о нем все это время, и сам поклялся думать обо мне.

— Ну что ж, если вы с ним действительно любите друг друга, то ваше чувство в разлуке только окрепнет. Разве ты против такого испытания?

— Не знаю… Иногда мне кажется, что какие-нибудь сплетники или клеветники могут нам помешать…

— Кто помешает? Ведь о ваших чувствах пока никто не знает, кроме меня, разве не так?

— Да. Вот только…

— Что? Договаривай.

— Вчера нас случайно увидела в роще Василиса.

— Надеюсь, при ней вы не целовались, не обнимались?

— Нет.

— Тогда не страшно. Случайная встреча с соседским помещиком тебя не скомпрометирует.

Немного смущенная Полина отвернулась от бабушки и, окинув взглядом дорогу, увидела на ней знакомую тучную фигуру худояровской знахарки.

— А вот и Василиса, легка на помине, — пробормотала девушка, кивая в ее сторону. — Похоже, она идет к нам.

— Пойдем и мы к ней навстречу. — Анастасия Михайловна встала со скамьи. — Может, она к нам с каким-нибудь известием? Заодно и попрощаемся перед дорогой.

— Киприан сказал, что Василиса и сама скоро уезжает в Москву, к брату.

Приблизившись к дамам, лекарка поклонилась с почтительным приветствием и сказала:

— А я вот иду с вами попрощаться. Уезжаю послезавтра из Худояровки.

— Хорошо, что ты сегодня пришла, а то бы завтра нас не застала в Лучистом, — заметила Анастасия Михайловна. — Мы с утра уезжаем в гости к моему старшему сыну. А ты из Худояровки надолго?

— Я насовсем. Брат мой Егор Лукич Чашкин сильно хворает. А он ведь вдовец, ухаживать за ним некому, и дом его в Москве некому в порядке содержать, так что я там буду за хозяйку.

— А в Худояровке тебе не хочется остаться? — спросила Томская. — Или, может, новый барин обижает?

— Нет, не обижает, но без Якова Валерьяныча Худояровка осиротела, — вздохнула Василиса. — Молодой барин — человек чужой, и поместье ему не очень нужно, он продаст его, скорей всего. И что мне тогда делать? А в Москве, у брата, я буду полная хозяйка. Да и Николаша, его сынок, мне как родной. Я хоть и повитуха и много младенцев приняла, а своих детей Бог не послал. Так что ближе Николушки у меня никого нет.

— А твой племянник тоже в Москве живет?

— Постоянно — нет, но в отпуск приезжает. Он ведь служит в полку. Многие нонче на военной-то службе. А что, барыня, правду говорят, будто война скоро?