Чужой монастырь

Всего Костя Гамов, окончательно откисший ото сна, насчитал восемь трупов — пять мужских и три женских.

— У них тут в геометрической прогрессии трупы множатся, что ли? — пробормотал он. — Вчера один, сегодня — восемь…

Тут ему пришло в голову, что ход времени сложно оценить, не зная здешних единиц его измерения, и еще — то же касается и всех остальных критериев, которыми он оценивал, промерял свою жизнь в земных декорациях, кажущихся сейчас не более реальными и досягаемыми, чем недавний сон.

Оглядев себя, Гамов выяснил пикантную подробность: он практически голый, если не считать какой-то забрызганной вином и соусом тряпки, которой обвязана поясница.

Соусом ли?

Гамов взглянул на свои руки, перепачканные явно не в соусе. Что-что, а засохшую кровь он мог распознать еще с тех времен, как занимался в юношеской секции бокса и даже имел виды на получение звания KMC. Не вышло… Костя рос пытливым мальчиком, и эти его пытливость и любопытство привели к тому, что, дожив до двадцати девяти лет, он не добился успехов ни в одной области, в которой пытался достичь каких-то высот. Бокс… Университет. Журналистика, компьютеры… Практика на телевидении… Два месяца в СИЗО, куда Гамов попал по удивительному стечению обстоятельств и, разумеется, будучи совершенно невиновным (как, впрочем, любят утверждать даже серийные маньяки и киллеры-многостаночники)… Смена видов деятельности по окончании МГУ. Путешествия, попеременно то веселые, то печальные. Удар ножом в бок, в процессе устранения последствий коего Константин познакомился со своей будущей женой. Она так и осталась в статусе «будущей», потому что за неделю до свадьбы Гамов, как пишется в романах, встретил другую. Эта тоже имела отношение к колото-резаным ранам, как и первая, потому что была заслуженным мастером спорта по фехтованию и входила во второй состав женской сборной России.

Гамов, покачиваясь, встал на ноги. Шумело в голове. Океанские валы, разбиваясь о внутренние стенки черепа, убирались с невольным ворчанием. На губах тлел какой-то тошнотворный привкус. Гамов уж подумал, не оптимизировать ли ему как-то свое муторное состояние, но организм решил за своего хозяина, и Костю вывернуло наизнанку остатками вчерашних яств. По всей видимости, уроки юности, позволявшие ему с равным успехом переносить и вид трупов, и последствия вечерних злоупотреблений за трапезой, несколько подзабылись. М-да… Неласковым выдавалось пребывание посланца Земли в этом дурацком и гибельном мире гигантского звездолета, выглядевшего так солидно и интригующе снаружи и оказавшегося столь непривлекательным, столь противоречивым изнутри… Впрочем, никто не ожидал, что будет легко, сказал сам себе Гамов и тут увидел ЕЩЕ ОДНОГО.

Этот новый был равно не похож ни на смуглолицых, в кожаных штанах, воинов, с их детской кожей и играющими под ней мощными, быстрыми мускулами, ни на — в особенности — тех желтоглазых мелких уродцев, что выводили Гамова из узилища. Ростом он был примерно с Константина, что по местным меркам, верно, должно считаться высоконьким, лицо… Лицо показалось смутно знакомым, хотя не мог, решительно не мог Константин видеть этих черт прежде. Светлая кожа, четко очерченные рот и подбородок, широко посаженные, большие серые глаза. Темная щетина. У тех, желтоглазых, виденных раньше, были безволосые лица и серая кожа, изрытая ямочками. Мелкие черты, словно размазанные по физиономии. В моторике же смуглокожих юношей, несмотря на отточенность и быстроту их движений, было что-то неестественное, заторможенное, словно гнетущее их изнутри.

2

Этот же был похож на землян куда больше всех прежде виденных Гамовым. Даже тот, рыжеволосый, с характерным умным и злым лицом, тот, которого они именовали Акилом, — даже он похож меньше…

Человек сидел, прислонившись спиной к массивной опорной колонне, полуприкрыв темно-серые глаза. Левая половина его лица у виска представляла собой сплошную рану, затянутую коркой спекшейся крови. Человек был обнажен до пояса. Массивный его торс был в мелких кровавых брызгах, словно кто-то кропил его с помощью маленькой кисти. Правое предплечье, впрочем, было почти сплошь залито кровью, рука перехвачена тремя широкими полосами темной, подсыхающей жидкости. Человек тяжело ворочал нижней челюстью, то открывая рот до отказа, до закрывая и массируя правой рукой челюстные мускулы. У Гамова запершило в горле, и он сухо кашлянул.