Чужой монастырь

Элькан повернулся к Гамову, и тот махнул рукой:

— Пусть говорит. Тем более что говорит правду. Да, я гареггин. Я имел возможность это остро почувствовать, в том числе и в твоем присутствии. Ну как же… Помнишь, недавно ты тут рассуждал о том, в КАКИХ мучениях предстоит умирать гареггинам? Дескать, те, что заражены по распоряжению Акила, слишком мало носят в себе эту священную гадость, еще никто не умирал. Ну вот. Я был заражен.

— К-когда? — растерянно пробормотал Элькан. — Кем?.. Или по собственной…

— Ну на тот момент, конечно, не по собственной воле. А насчет КЕМ, так это вы, братцы, приготовьте коврики, чтобы мягко падать пришлось. Если хочешь, Абу-Керим, можешь переводить этим гаврикам.

— Да нет, я лучше пока послушаю: интересно.

— В меня была занесена личинка гарегга в Горне, в одном из дворцов, приписанных в собственность Акила. После окончания той милой пирушки… ну я же рассказывал тебе, дядя Марк. Один красавец вспорол брюхо гареггина, вытянул самку червя, вскрыл ей утробу и заставил меня сожрать личинку. Сам доброхот съел точно такую же — единоутробную личинку. Неплохо позавтракали, что и говорить. На землян симбиоз с гареггом действует несколько иначе, чем на местных, но в целом симптомы сходны. Разве что внешние проявления — вот эта смуглая детская кожа и тому подобное — не столь очевидны. Ну я сказал. Можете приступать к потрошению моего брюха, если это ставилось целью. Только можно я выпью предварительно здешнего бухла, хотя я тут решил отказаться от алкоголя: не оценил местного виноделия.

Изложив все это, комендант Гамов глупо рассмеялся и, не дожидаясь общего одобрения последней идеи, выудил из плетеного ларя сосуд и активно к нему приложился.

— Угу, — сказал Абу-Керим, один из троих людей в этой комнате, понимающих русский язык. — Так, ясно. Судя по твоему тону, тот, кто дал тебе проглотить эту личинку, был человек заметный.

— Уж куда заметнее, — скромно отозвался Гамов. — Дядя Марк во время нашего разговора язык отбил об его имя.

Элькан выкатил глаза до пределов, отпущенных природой:

— ЛЕННАР?!

— Он самый.

Было слышно, что кто-то потянул из ножен саблю. Низенький криннец Бер-Ги-Дар машинально прошептал коротенькое ритуальное приветствие, как и положено Обращенному ли, сардонару ли при упоминании имени Леннара. Собственно, из всего разговора он это имя только и распознал.

Элькан быстро взял себя в руки. Комендант крепости уже утолил экспресс-жажду и поставил кувшин на пол. Элькан подошел к Гамову вплотную, несколько раз коснулся кончиками пальцев сначала лба, затем правой стороны шеи, ну и, наконец, того места на теле, где расположена печень. Во время этого осмотра Костя стоял как вкопанный и иронически ухмылялся. Наконец Элькан вздохнул и произнес:

— Да, действительно, по тебе сразу и не распознаешь. Хотя определенные моменты в твоем поведении обратили на себя внимание. Но это я приписал моменту адаптации в чуждой среде, и адаптации успешной.

На самом деле это очень ХОРОШО, что ты стал гареггином.

— Ты же первый говорил о том, что гареггины — это зло, — заметил Абу-Керим, который в вопросах этической категории «зло» мог считать себя знатоком. — Мы же сами убили нескольких «диких», когда столкнулись с одной шайкой тут, в окрестностях.

— Гареггины — это зло. Но если Леннар добровольно стал гареггином и сделал гареггином вот его, коменданта, — Элькан отчего-то не решился назвать Гамова по имени, — это значит…

— И что это значит?

— Это значит, что я снова ничего не понимаю в этом мире. А кроме того, — добавил он, понизив голос, — Леннар взял личинки гареггов от ОДНОЙ самки червя.

— И что это значит? — повторил Абу-Керим. На этот раз Элькан не ответил.

Возможно, он просто не знал ответа на этот вопрос или же решил придержать свое объяснение при себе. Так или иначе, но даже если он все-таки собрался бы с духом и захотел объяснить, при чем тут единоутробные личинки червя гарегга, то не успел бы.

Ведь тут произошло новое неожиданное явление героя.

Этим героем оказался толстый десятник Мазнок, но, когда он вкатился в помещение коменданта, в его внешности имелось мало героического. Его жесткие, щетинистые волосы стали дыбом, а на лбу красовался свежий кровоподтек. К тому же он был босиком и в одних груботканых штанах, над веревочным поясом которых трясся мощный бойцовый живот.

— Сьор комендант! — уже на бегу принялся докладывать он, и тотчас же на всех присутствующих густо понесло дерьмом (очевидно, десятник Мазнок вляпался в свежую кучу). — Сьор комендант, хочу доложить… пф-ф-ф!.. хочу наложить… уф!..

— Ты так пыхтишь, словно сначала обосрался на бегу, а потом сделал круг и в собственное, как говорится, и ступил. Говори по делу, — приказал комендант, немедленно отвлекаясь от обсуждения своей судьбы гареггина поневоле и приступая к прямым обязанностям.