— Директор… Конечно, я не стал ему говорить про твою мать…
Наташа невольно хихикнула.
— Просто спросил, какая у тебя семья, — упрямо продолжал тот. — Он и сказал, что три года назад муж погиб…
Павел был обижен. Но ведь Наташа ему ничего не обещала, не так ли? Она взглянула на него, скрыв улыбку, но он все понял и тоже смутился. Ну да, позвал ее в ресторан, но ведь Наташа свою часть денег отдала, так что какие могут быть к ней претензии?
Дело вовсе не в ресторане, мог бы сказать ей он, а в том, что… когда они целовались, Наташа ведь не отталкивала его. То есть вроде была не против.
Словом, и этот день у Наташи оказался занят — она водила по фабрике телевизионщиков, рассказала историю про крем «Юность Таис» и что именно он позволил его разработчице поехать во Францию.
Оператор Юра ходил за Наташей с камерой и снимал, когда Павел взмахивал рукой, как полководец на поле сражения.
Во второй половине дня распогодилось. Позвонили в аэропорт, который находился в пятидесяти километрах, в другом городе, и телевизионщики сразу засобирались в дорогу.
На прощание Павел сунул ей в руку свою визитку.
— Будешь в городе, звони, помогу всем, чем смогу.
Он многозначительно замолк, давая ей понять, что помочь он может многим.
Когда она вернулась в лабораторию, одна из лаборанток, по имени Вера, спросила ее:
— Наталья Петровна, вы не заболели?
— А что, так плохо выгляжу? — спросила Наташа.
— У вас вид такой усталый, будто вы всю ночь не спали… — Она проговорила и поправилась: — То есть я ни на что не хочу намекнуть, но в смысле бессонница у вас или еще что… Я с моря подушечку привезла с можжевельником. Положишь его под щеку и спишь, как новорожденная. Хотите, принесу вам?
— Если на вас, Наталья Петровна, порчу навели, то не поможет никакая подушечка, — заговорила вторая лаборантка, Ася, переглядываясь с Верой.
— Порчу? Девочки, что за ерунда? — Наташа засмеялась. — Мало ли, женщине, может, нездоровится…
— Мы это знаем наверняка, — твердо проговорила Ася. — Стеснялись говорить. Жена Пальчевского к Заире ходила.
— К какой Заире?
— Вы не знаете?! — удивились девчонки. — Ну, той, что везде в объявлениях пишет про отвороты и привороты… Заира ей сразу сказала: для того чтобы порчу навести, надо какую-нибудь вашу вещь ей принести. К вам Пальчевская вчера не приходила?
— Приходила, — растерянно подтвердила Наташа. — Но неужели вы думаете…
— Нам ее дочка рассказывала.
— Чья дочка?
— Дочка Заиры. Сказала, предупредите ту женщину.
— И что мне теперь делать? — Наташа и верила, и не верила, но то, что с утра ей было не по себе, определенно так.
На время работы с телевизионщиками она себя просто заставила собраться в кулак, а когда все кончилось — ощущала себя выжатым лимоном.
— Пойти к другой колдунье, снять эту порчу.
Какая глупость! Похоже, Наташа переходит на какой-то другой уровень жизни, где с ней происходят события, никогда прежде не происходившие: порча, колдуньи. Неужели она не сможет справиться с этим сама?
Тем более что Вера в обед сбегала домой и принесла ей ту самую подушечку с можжевельником.
Ася же… О, Ася оказалась человеком куда более основательным.
— Наталья Петровна! — сказала она. — Вам нужно сходить в церковь.
— Но зачем? — растерянно проговорила Наташа.
— Снять с себя эту гадость.
— И каким образом?
Она уже отдавалась в руки молодой, но такой знающей девушки. Пусть делает что хочет, Наташа на все согласна. Может, хотя бы сны про собственное сумасшествие не будут ее посещать.
В церковь пошли после работы.
— Вообще-то, — сказала Ася, — нужно посещать три службы: заутреню, обедню, вечерню. Мы с вами закажем мобелен и непременно внесем в него имя человека, который наслал на вас порчу.
— Как же так? — возмутилась Наташа. — Она на меня порчу, а я ей — за здравие.
— Так положено. Вы не можете ее наказывать за грехи, для того есть Всевышний.
Словом, Наташа позволила проделать с собой все, что положено. Купила свечки, заказала молебен. Причем делала все машинально, почти не осознавая, и крестилась неумело, все норовила сложить пальцы двуперстием. Ася при этом фыркала на нее рассерженной кошкой.
Но когда вышла из церкви, ощутила вдруг такую умиротворенность, какой не чувствовала все три ее одиноких года. А потом спала без задних ног, и никакие кошмары ей не снились.
Правда, этот поход в церковь Наташу не заставил пересмотреть свои взгляды — во второй раз она вряд ли туда пойдет, но мысль осталась: в этом что-то есть… Такая она оказалась атеистка-верующая…
На третий день… на третий день ничего особенного на фабрике не происходило, но ее отчего-то никто ни о чем не спрашивал. Получилось, что боялась Наташа, боялась, а ничего страшного и не случилось.